Биография григория сковороды

Григорий Саввич Сковорода (рус. дореф. Григорій Саввичъ Сковорода; лат. Gregorius Sabbae filius Skovoroda ; укр. Григорій Савич Сковорода; 3 декабря (22 ноября) 1722, село Чернухи Киевской губернии, Российская империя - 9 ноября (29 октября) 1794, село Ивановка Харьковской губернии, Российская империя) - русский и украинский странствующий философ, поэт, баснописец и педагог, внёсший значительный вклад в восточнославянскую культуру. Снискал славу первого самобытного философа Российской империи. Григорий Сковорода считается завершителем эпохи казацкого барокко и родоначальником русской религиозной философии. Произведения Григория Саввича Сковороды оказали существенное влияние на ряд крупнейших русских философов и мыслителей, в особенности, на Владимира Францевича Эрна.

Григорий Сковорода приходится двоюродным прадедом другому русскому философу Владимиру Сергеевичу Соловьёву.

Григорий Сковорода родился 3 декабря 1722 года вторым ребёнком в семье малоземельного казака Савки (Саввы) Сковороды и его жены Палажки (Пелагеи) в сотенном селе Чернухи Лубенского полка, располагавшегося в черте Киевской губернии. Предположительно, Григорий Сковорода родился на входившем в село Чернухи хуторе Харсики: так до недавнего времени в Харсиках ещё проживали люди с фамилией Сковорода; в XVIII веке в Харсиках располагался земельный надел, который предоставлялся в Чернухах лицам духовного звания. Согласно Густаву Гессу да Кальве, отец философа - Савва Сковорода - был в Чернухах сельским священником, что подкрепляет версию о том, что отчий дом философа мог находиться именно в Харсиках.

Существует легенда, объясняющая страсть юного казака к учёности. По легенде: в отрочестве Григорий столкнулся с непониманием в семье; в шестнадцать лет Гриша покинул отчий дом после того как отец рукоприкладством наказал его, за то что сын потерял в поле овцу. Более правдоподобной, однако, представляется версия, согласно которой сыновья - Григорий и Степан - отправились учиться по воле и наставлению отца, так как для малоземельного казачества настали не лучшие времена. Старший сын Саввы Сковороды - Степан - уехал в столицу ещё при жизни отца, а Григорий после его кончины. Важно отметить, что в Санкт-Петербурге и в Москве у семьи Саввы Сковороды уже проживали родственники. Известно, что Степан Сковорода много времени проводил в Санкт-Петербурге у родни. В 1738 году Степан отправился в город на Неве, «чтобы искать счастья в столице, где проживали его родственники Полтавцевы». Дядя будущего философа Григория Сковороды - Игнатий Кириллович Полтавцев - был крупным вельможей и землевладельцем. В царствование Императрицы Елизаветы Полтавцев состоял в должности камер-фурьера и имел в Коломенском, в Керенском и в Шацком уездах шестьсот тридцать пожалованных душ. Дом Полтавцева и его семьи всегда был открыт для сыновей Саввы Сковороды.

Считается, что c осени 1734 года Григорий Сковорода учился в Киево-Могилянской академии, однако в списках учащихся его имя не сохранилось. 7 сентября 1741 года Сковорода прибыл в Глухов, где прошёл конкурсный отбор и был отправлен уставщиком Гаврилой Матвеевым в придворную певческую капеллу в Санкт-Петербург. Как показал Николай Бородий, будущий философ ехал в северную столицу через Москву, так как именно там проходили торжества по поводу коронации Елизаветы Петровны, взошедшей на престол 25 ноября 1741 года. В Санкт-Петербург, таким образом, Сковорода прибыл только в 1742 году. Будучи певчим, Сковорода сблизился с фаворитом Императрицы, графом Алексеем Григорьевичем Разумовским, также происходившим из казаков. С 1741 по 1744 год Григорий Сковорода проживает в Санкт-Петербурге и в Москве. В этот период он часто гостит в имениях Разумовских и Полтавцевых.

В 1744 году Сковорода поехал в составе свиты Императрицы Елизаветы в Киев, где получил увольнение с должности певчего в звании придворного уставщика, с тем чтобы продолжить обучение в академии. Как обнаружил Дмитрий Багалей, в Харьковском историческом архиве сохранилась ревизская книга за 1745 год, в которой числится «двор Пелагеи Сковородихи, чей сын (обретался) в певчих». Из записи в ревизской книге вытекает, что Саввы Сковороды к 1745 году уже не было в живых. Остаётся только гадать, застал ли Савва Сковорода возвращение своего сына Григория из Петербурга. Будучи в академии, Сковорода слушал лекции архиепископа Георгия Конисского. В период обучения в академии большое влияние на Сковороду оказала фигура знаменитого киевского путешественника и паломника Василия Беляева Барского, вернувшегося под конец жизни в Киев. Желая постранствовать по миру, Сковорода (по версии Густава Гесса де Кальве) притворился сумасшедшим, вследствие чего был исключён из бурсы. Вскоре в качестве церковника при полковнике Гаврииле Фёдоровиче Вишневском (сыне генерал-майора Фёдора Степановича Вишневского, покровительствовавшего Алексею Разумовскому) отправился за границу в составе русской миссии в Токай. Целью миссии была закупка токайских вин для императорского двора. Считается, что за три года Сковорода побывал в Польше, Венгрии и Австрии. По данным Густава Гесса де Кальве Сковорода также был в Пруссии и даже Италии. Достоверно известно только то, что Сковорода посетил окрестные земли близ Токая и побывал в Вене.

В начале 1750 года Сковорода возвращается в Киев. По приглашению Никодима Скребницкого он пишет для Переяславской семинарии «Руководство о поэзии»; когда же переяславский епископ потребовал, чтобы Сковорода преподавал предмет по старине, Сковорода не согласился, что послужило поводом для увольнения философа в 1754 году. В том же году Сковорода нанимается домашним учителем к зажиточному помещику - пану Стефану Васильевичу Томаре и уезжает в его имение в село Каврай. Несмотря на достойную оплату, отношения Григория Сковороды со Стефаном Томарой не сложились: пан с упорным постоянством пытался подчёркивать своё превосходство над философом. После того как Сковорода, недовольный учеником Васей (сыном Томары), назвал его «свиной головой», мать ребёнка - Анна Васильевна Кочубей - подняла скандал. В результате данного инцидента Григорий Сковорода покинул дом пана Томары до окончания контракта.

Получив от старого приятеля из Москвы Алексея Сохи письмо с выражением поддержки, Григорий Сковорода в том же 1754 году решил отправиться в первопрестольный град вместе с проповедником Владимиром Калиграфом. Известно, что Владимир Калиграф, получивший в Москве назначение префекта, вёз с собой труды Эразма Роттердамского и Готфрида Вильгельма Лейбница. Вполне возможно, что Сковорода ознакомился с этими сочинениями во время дороги.

В Москве Сковорода прожил ещё около года. Там он нашёл приют в Троице-Сергиевой лавре, где сблизился с «многоучёным» настоятелем Кириллом Лящевецким. Как и Сковорода, Лящевецкий проходил в молодости обучение в Киевской духовной академии. Настоятель Кирилл предлагал Сковороде остаться в Троице-Сергиевой лавре и занять должность библиотекаря, но философ отказался от этого предложения. Впоследствии Сковорода поддерживал с Кириллом Лящевецким дружескую переписку.

В 1755 году Сковорода получил известие о том, что пан Стефан Томара просит у философа прощения и приглашает его вернуться в Каврай с тем, чтобы продолжить обучение его сына Василия. Несмотря на обиды, философ принял повторное приглашение и ради мальчика вновь поехал в село к Томаре, где прожил до 1758 года. Толком ни кому не известный мальчик Вася, обучавшийся Сковородой, стал впоследствии известен как сенатор и действительный тайный советник Василий Степанович Томара, проявивший себя как видный русский дипломат в Турции и на Кавказе.

В 1759 году Сковорода получил приглашение от архиерея Иоасафа Горленко и прибыл в Слободскую губернию для ведения преподавательской деятельности в Харьковском коллегиуме. После окончания учебного года (1759-1760) Сковорода не захотел принять монашеский постриг, оставил коллегиум и около двух лет жил в селе Старица близ Белгорода.

Где-то весной 1762 года Григорию Сковороде представилась возможность познакомиться со студентом-богословом Михаилом Ивановичем Ковалинским, который с тех пор становится его ближайшим учеником и другом. Ради этого юноши философ снова возвращается в Коллегиум: с сентября 1762 по июнь 1764 года он читает курс греческого языка. Тем временем, после смерти архиерея Иоасафа новым архиереем становится Порфирий Крайский. И сам Сковорода, и новый префект коллегиума протоиерей Михаил Шванский, и новый ректор Иов Базилевич не пользовались благосклонностью Порфирия Крайского. В результате, после окончания 1763-1764 учебного года Сковорода снова вынужден был покинуть учебное заведение. В это время Сковорода сближается с харьковским губернатором Евдокимом Алексеевичем Щербининым. В 1768 году Сковорода (по инициативе Щербинина) вновь возвращается в коллегиум: Евдоким Щербинин своим приказом назначил его на должность преподавателя катехизиса. Однако новый белгородский и обоянский епископ митрополит Самуил был недоволен тем, что катехизис читает светский человек, и критически оценив курс философа, весной 1769 года уволил его. Сковорода отстраняется от преподавания (уже в третий раз), после чего к преподавательской деятельности не возвращается.

В последующие годы Григорий Сковорода по большей части вёл жизнь странствующего философа-богослова, скитаясь по Малороссии, Приазовью, по Орловской и Курской губерниям; в последней он сблизился с архимандритом Знаменского монастыря Амвросием. Благодаря переписке известно, что в 1774 году Сковорода жил у сотника Алексея Ивановича Авксентиева в Липцах. Много времени в 70-е годы Сковорода проводил в Воронежской губернии, где проживали его близкие друзья, помещики Тевяшовы, у которых Сковорода часто гостил. «В гостеприимном острогожском доме (Тевяшовых) странник отогревался душой и телом». Диалог «Кольцо» и следом за ним «Алфавит, или букварь мира» Сковорода в 1775 году посвятил «Милостивому государю Владимиру Степановичу, его благородию Тевяшову». В 1776 году Григорий Саввич заканчивает в Острогожске «Икону Алкивиадскую» и адресует её отцу Владимира - Степану Ивановичу Тевяшову. Ему же посвящён и переведенный Сковородою с латинского диалог Цицерона «О старости».

В числе друзей Сковороды также было много видных харьковских купцов, среди которых следует упомянуть Егора Егоровича Урюпина («правую руку» Василия Назаровича Каразина), Артёма Дорофеевича Карпова, Ивана Ивановича Ермолова, Степана Никитича Курдюмова и др. Также Сковорода находился в близких отношениях с харьковскими дворянами, в частности, с вахмистром Ильёй Ивановичем Мечниковым, владевшим окрестностями Купянска. У него Сковорода часто останавливался погостить. Воспоминания о Сковороде вахмистра, а также его сына Евграфа Ильича Мечникова (предка знаменитых учёных Ильи Ильича и Льва Ильича Мечниковых) легли в основу биографии Сковороды, составленной Густавом Гессом де Кальве, женившимся на дочери вахмистра Серафиме.

В 1781 году Сковорода едет в Таганрог к брату своего ученика Михаила - Григорию Ивановичу Ковалинскому, который, в бытность учащимся в Харьковском коллегиуме, слушал вместе с Михаилом курс Сковороды о катехизисе. Как отмечает Густав Гесс де Кальве, поездка Сковороды в Таганрог продлилась в общей сложности около года. О пребывании Сковороды в городе свидетельствует сохранившаяся переписка с друзьями, которую философ вёл, проживая у Григория Ковалинского. Из биографии, составленной Густавом Гессом де Кальве, следует, что Григорий Ковалинский организовал по приезду Сковороды большой приём, на который были приглашены знатные вельможи. Однако Сковорода, проведав об этом, укрылся в телеге и не вошёл в дом до тех пор, пока гости не разошлись. Среди корреспондентов Григория Сковороды в этот период, в частности, фигурирует харьковский купец Степан Никитич Курдюмов. Переписка философа с Курдюмовым сохранилась в архиве семьи купца.

В 1790 году Сковорода заканчивает перевод с греческого «Книжечки о спокойствии души» Плутарха и посвящает её старому умирающему другу - секунд-майору Якову Михайловичу Захаржевскому.

Как показал И. И. Срезневский, Сковорода в эти годы стал окончательно расходиться в своих суждениях с догматами церкви. Белгородский протоиерей Иван Трофимович Савченков, находившийся в дружеской переписке с философом, с сожалением высказывался о том, что Сковорода в старости не признавал ни постов, ни обрядов, называя их «хвостами», которые надобно отсечь.

В 1791 году Сковорода уезжает в село Ивановка. Там он посвящает своему ученику Михаилу Ковалинскому свой последний философский диалог «Потоп Змиин», который он по-видимому написал ещё в конце восьмидесятых годов.

Весь 1792 год Сковорода проводит под Купянском в селе Гусинка.

В августе 1794 года философ останавливается у Михаила Ковалинского в селе Хотетове Орловской губернии. Сковорода передаёт все свои рукописи ученику и, попрощавшись, едет в Киев, чтобы там встретить свой конец.

Сковорода умер 29 октября (9 ноября) 1794 года в доме дворянина Андрея Ивановича Ковалевского в селе Ивановка Харьковской губернии на пути в Киев.

Есть упоминания о том, что когда Сковорода почувствовал приближение смерти, он помылся, оделся в чистую одежду, лёг и умер. На своей могиле философ завещал написать: «Мир ловил меня, но не поймал».

Воззрения

Общая характеристика

Образцом для своего богословия Сковорода считал александрийскую школу, а также особо почитал Сенеку и Марка Аврелия.

В своей философии Сковорода был близок к пантеизму, поскольку подобно Спинозе отождествлял Бога («высочайшее существо») и «всеобщую мати нашу натуру». При этом натура определяется как «римское слово» синоним слов природа или естество, которое во всей своей целокупности также может быть названо миром. При этом мир этот безначален, и символом его может быть назван змей, «в коло свитым, свой хвост своими жь держащим зубами». Причём Змей и Бог есть одно («змій есть, знай же, что он же и бог есть»). Эта природа порождает охоту (ражженіе, склонность и движеніе ), а охота - труд.

Весьма терпимо Сковорода относился к язычеству, видя в нём подготовку человеческого рода к принятию христианства («Языческіе кумырницы или капища суть то ж храмы Христова ученія и школы»). По отношению к религии предлагал средний путь между «курганами буйнаго безбожія» и «подлыми болотами рабострастнаго суевЂрія».

Мироздание он видел состоящим из трёх миров - макрокосма (вселенная), микрокосма (человек) и некий «симболичный мир», связующей большой и малый миры, идеально их в себе отражающей (например, с помощью священных текстов вроде Библии). Каждый из этих миров состоит из «двух естеств» - видимой (тварной) и невидимой (божественной), материи и формы.

Сковорода уделял значительное внимание не только христианской традиции в философии, но и античному наследию, в частности идеям платонизма и стоицизма. Исследователи находят в его философии черты как мистицизма, так и рационализма. Г. С. Сковороду нередко называют первым философом Российской империи. За свой необычный образ жизни, а также из-за того, что большинство своих философских сочинений Сковорода написал в диалогической форме, он получил также прозвание «русского Сократа».

В исследовании наследия Сковороды есть несколько тенденций. В частности, советскими учёными он интерпретировался обычно как просветитель, антиклерикал и демократ. Русская религиозная философия начала XX века рассматривала его как своего начинателя. Между тем, современный исследователь А. В. Малинов приходит к выводу, что у Сковороды вообще не было философской системы или философского учения в строгом смысле слова: «Он мудрец и учитель жизни, в творчестве которого обнаруживается школьный синкретизм философских, богословских, филологических проблем и языков».

А. Ф. Лосев из оригинальных идей Сковороды выделял его учение о сердце, мистический символизм в учении о трёх мирах и представление о двух сущностях мира, видимой и невидимой.

Проблема человека

В трудах Г. С. Сковороды центральное место занимает проблема самопознания, которая неминуемо сводится у философа к вопросу о природе человеческого существа. В соответствии с сентенцией о человеке, что является «мерой всех вещей» (тезис Протагора), Сковорода приходит к мысли о том, что человек является началом и концом всякого философствования. «Однако человек, который есть начало и конец всего, всякой мысли и философствования, - это вовсе не физический или вообще эмпирический человек, а человек внутренний, вечный, бессмертный и божественный ». Чтобы прийти к пониманию себя как внутреннего человека, необходимо пройти трудный путь, исполненный «страданий и борений». В случае Сковороды, этот путь сопряжён с отказом от абстрактного мышления, отказом от инструментов познания мира внешнего. Место эмпирического познания, таким образом, должно быть заполнено миром образно-символического, где символика должна быть «сродной» внутренней жизни и вечному смыслу бытия. Такую символику, - как христианский мыслитель, - Сковорода усматривает в Библии. Через текст Священного писания человеческая мысль «превращается в око Бога всевышнего». Библейский символизм Григорий Саввич называет «следами Бога». Ступая по ним, человек приходит к познанию себя как человека внутреннего, где «истинный человек и Бог есть тожде». Опыт самопознания Сковороды, таким образом, оказывается по своему духу необычайно близким рейнской мистике (Майстер Экхарт, Дитрих из Фрейбурга и др.), и лютеранской теософии (Якоб Бёме, Ангел Силезский и др.), проникнувшей в Русское царство через Немецкую слободу, и получившей своё первое оригинальное воплощение на православной почве в кругу «вольнодумца» Дмитрия Тверитинова.

Учение о трёх мирах

Согласно Сковороде, всё сущее состоит из трёх миров:

«Первый есть всеобщий мир обитательный, где всё рождённое обитает. Сей составлен из бесчисленных мир-миров и есть великий мир. Другие два суть частные и малые миры. Первый – микрокосм, то есть мирик, мирок, или человек. Второй есть символический мир, иначе Библия»

Учение о двух натурах и двух сердцах

Учение о сродности

Особое место в учении Сковороды занимала проблема «сродности», то есть следования человека своей природе. Познавшие сродность составляют, по Сковороде, «плодоносный сад», гармоничное сообщество людей, соединённых между собой как «части часовой машины» причастностью к «сродному труду» (сродность к медицине, живописи, архитектуре, хлебопашеству, воинству, богословию и т.п.). В учении о сродности и несродности Сковорода переосмысливает в христианском духе некоторые идеи античной философии: человек – мера всех вещей (Протагор); восхождение человека к прекрасному (эрос у Платона); жизнь в согласии с природой (стоики). Своя «сродность» или (как ещё пишет Сковорода) своя «стать» есть у каждого человека. Учение о сродности оказало влияние на славянофилов.

Учение о безначальности истины

Герменевтика Г. С. Сковороды

Язык Г. С. Сковороды

Язык произведений Григория Саввича Сковороды представляет проблемное поле, затрагивающее вопросы как филологического, так и философского характера. Специфика языка Сковороды отмечалась уже его учеником Ковалинским. Так М. И. Ковалинский утверждал, что Сковорода писал «на российском, латинском и эллинском языке », хотя иногда употреблял «малороссийское наречие». Украинский писатель Иван Нечуй-Левицкий писал, что книжный язык был «поглощён» Ломоносовым, «и возвращался на Украину в великорусских цветах». В то же время, церковный язык ещё не перевёлся. Сковорода также не мог отказаться и от родного народного языка. Все эти языковые течения, по мнению писателя, «Сковорода смешивал в кучу, временами в удивительных языковых композициях, чудных, рябых и в целом тёмных». Известный украинист Ю. В. Шевелёв, проведя филологический анализ сочинений Григория Сковороды, пришёл к выводу, что Сковорода в своих произведениях придерживался некой разновидности русского языка, хоть и отличной от литературного языка Москвы и Санкт-Петербурга. Виктор Живов пришёл к выводу, что Сковорода находился на пути «сведения русского и церковнославянского воедино ». К схожему заключению приходит и Л. А. Софронова. Проведя филологический анализ всего корпуса сочинений Сковороды, Людмила Софронова пришла к выводу, что основными «рабочими языками» Сковороды были церковнославянский язык русского извода, русский разговорный язык и, находившийся в становлении, русский литературный язык. Как показала Л. А. Софронова, Сковорода не просто обращался к языковым возможностям церковнославянского и русского языков, но раскрывал их культурные функции: прежде всего, через призму оппозиции сакральное /светское .

Так «ветхославенский» (церковнославянский язык по терминологии философа), - язык сакральный. Сковорода обращается к нему всякий раз, когда цитирует Библию. По мнению Л. А. Софроновой, философ любил использовать в собственных рассуждениях о Священном Писании риторический ход imitatio , как бы подражая Писанию: в этих случаях от переходил на церковнославянский язык. Иногда, впрочем, Сковорода обращается к церковнославянской лексике и в эпистолярных трудах. Наряду с церковнославянским, философ часто обращается в своих толкованиях Писания к русскому литературному языку, который содержал в себе множество церковнославянизмов. В. М. Живов отмечает, что «новый русский литературный язык мог с равным успехом черпать и из русского, и из церковнославянского источника ». Таким образом, переход с языка на язык в произведениях Сковороды был естественным. Русский язык для Сковороды – это, прежде всего, язык проповеди, которую и не следует произносить высоким стилем: «используя русский язык, (Сковорода) стремится приблизить священный текст к читателю ». Для стилистических перебивок Сковорода также использовал русский разговорный язык. Церковнославянский, русский (разговорный и нормированный литературный) языки органично переплетались в произведениях Сковороды, посвящённых вопросам толкования Священного Писания. «Специфика употребления церковнославянского и русского языков состоит в том, что они являются взаимодействующими величинами ».

Помимо этого Сковорода часто прибегал к латинскому языку. Латынь для Сковороды - это прежде всего эпистолярный язык, язык светской учёности, язык басен, поэзии и философии. Иногда Сковорода переходит на латынь в ремарках. В рассуждениях, касающихся вопросов толкования Священного Писания, Сковорода его не применял.

Греческий язык в произведениях Сковороды часто используется для истолкования исторических анекдотов. Сковорода рассматривает его как язык совершенного искусства и философии, язык Гомера и Сократа. В отличие, к примеру, от А. А. Барсова, Сковорода редко обращается к нему для истолкования Библии. Сковорода также уделял внимание греческому языку в эпистолярных трудах, о чём свидетельствует его переписка с Михаилом Ковалинским.

Как элементы барочной культуры в ключевых произведениях Сковороды в качестве перебивок также появляются латынь, древнегреческий, древнееврейский, немецкий, польский и даже венгерский языки.

Оценки и рецепция Г. С. Сковороды

В Российской империи

Оценки культурного значения Г. С. Сковороды крайне полярны. В Российской империи одни авторы были склонны видеть в нём значительную фигуру для отечественной культуры (В. Ф. Эрн, В. В. Зеньковский, Д. И. Багалей и др. - в их произведениях Сковорода предстаёт как «достойный для сердец пример», «первый русский религиозный философ», «первый самобытный мыслитель Руси», «завершитель эпохи казацкого барокко в литературе» и т.д.); другие, напротив, исходили из того, что значение Сковороды незаслуженно преувеличено и искусственно раздуто на волне национального патриотизма (В. В. Крестовский, Г. Г. Шпет, Э. Л. Радлов и др.). В. В. Крестовский резко отзывался о наследии философа, называя произведения Сковороды «семинарским тупоумием, схоластической ерундой и бурсацкой мертвечиной». Э. Л. Радлов писал беспристрастно: «Большого влияния Сковорода на развитие философии не имел; он оставил после себя лишь кружок поклонников, но не создал школы». Критическая позиция Радлова не была лишена оснований. В период рассвета Российской империи интерес к произведениям Г. С. Сковороды изначально проявляли только московские мартинисты, находившиеся в близких отношениях с учениками философа - Томарой и Ковалинским. Большой вклад в популяризацию фигуры Сковороды внесли его первые биографы: прежде всего, ученик Михаил Ковалинский и Густав Гесс де Кальве, женившийся на Серафиме Мечниковой. Оба биографа в красках описали жизнь философа. В меньшей степени на восприятие наследия Сковороды оказали влияние биографические очерки, составленные «обрусевшим швейцарцем» Иваном Вернетом, знавшим Сковороду лично и Иваном Снегирёвым, опиравшимся на очерк Вернета. Тем не менее, особо ценны воспоминания Вернета о Сковороде как личности: его характере и манере вести спор. Наряду с упомянутыми биографами, особую роль в распространении идей философа сыграл видный молдавский писатель Александр Хиждеу, впервые назвавший Сковороду «русским Сократом», ссылаясь на не сохранившийся до настоящего времени труд философа «Софросина, сиречь, толкование на вопрос, "что нам нужно есть" и на ответ "Сократа!"» .

Первым крупным обзорным исследованием, в котором рассматривалось значение жизни и наследия Сковороды, а также его влияние на философию и литературу, по праву считается издание сочинений философа Дмитрием Ивановичем Багалеем, приуроченное к 100-летию со дня рождения малороссийского мудреца. Багалей провёл обстоятельное исследование и, фактически, описал в своих произведениях все наиболее значимые труды, посвящённые жизни и философии Григория Саввича Сковороды, существовавшие на тот момент. К числу наиболее значительных исследований жизни и творчества Сковороды Багалей отнёс работы И. М. Снегирёва, И. И. Срезневского, Н. Ф. Сумцова, А. Я. Ефименко, Ф. А. Зеленогорского и В. И. Срезневского. Багалей не был склонен преувеличивать значение философских трудов Сковороды и прямо писал, что его жизнь представляет интерес гораздо больший, нежели его произведения. «Общий смысл жизни Сковороды, - пишет исследователь, - вполне сходится с его учением» и в этом состоит его ценность. К числу оригинальных идей своего исследования сам Д. И. Багалей относил сравнительный анализ жизни Сковороды и графа Льва Николаевича Толстого.

Особое внимание следует обратить на то, что в Российской империи Сковорода причислялся как к русским, так и к украинским мыслителям, при чём обе характеристики рассматривались не как взаимоисключающие, а как взаимодополняющие и уточняющие. Данное обстоятельство объясняется многозначностью обеих характеристик в дореволюционной России. Сковорода мог свободно причисляться к русским философам в силу подданства, языка произведений и этнической принадлежности: последняя признавалась в силу господства концепции триединого русского народа, предпосылки которой проклёвывались уже у самого Григория Саввича Сковороды, называвшего себя малороссом. Д. И. Багалей даже писал, что в ряде своих высказываний Сковорода «выступает русским националистом». Связь национального и религиозного сознания Сковороды, по-видимому, была в полной мере раскрыта в не дошедших до нас произведениях философа, озаглавленных как «Книжечка о любви до своих, нареченная Ольга православная» и «Симфония о народе» . В то же самое время Сковорода мог рассматриваться и как украинский мыслитель в силу происхождения, а также основного региона проживания, то есть Слободской губернии. Здесь важно учитывать, что Слободская губерния была утверждена на земле, где в XVII веке располагались слободские полки царской армии. В народе эта земля стала называться «слобожанщиной», или «cлободской украйной», то есть «окраиной», «граничной землёй» (см.: Название Украины). Данный топоним нашёл отражение и в административно-территориальном делении Российской империи: губерния уже при Евдокиме Щербинине стала называться Слободской Украинской (безотносительно этнического состава). В результате историк Н. И. Петров, к примеру, выделял «малороссийский» и «украинский» периоды Сковороды, опираясь на административно-территориальное деление России. Не менее примечательно высказывание самого Сковороды на этот счёт: философ называл Малороссию, т.е. Киевскую губернию, «матерью», а «Украйну», т.е. Слободскую губернию - «родною тёткой». Таким образом, указание как на украинскую, так и на русскую идентичность в произведениях Сковороды и в исследовательской литературе Российской империи, посвящённой философу, не находилось в прямой зависимости от этнического происхождения и культурной самоидентификации философа, но могло быть продиктовано различными факторами, чаще всего, административно-территориальным делением страны.

В трудах эмигрантов из России и Австро-Венгрии

В ходе гражданской войны 1917-1923 годов и по её итогам Россию вынуждены были покинуть как сторонники монархии, так и сторонники многих революционных движений, не получивших одобрения со стороны новой власти. В то же время в Австро-Венгрии, переставшей существовать по итогам Первой мировой войны, революционные брожения отразились на положении галицких русинов, многие из которых оказались в опале и бежали, в зависимости от политических предпочтений, кто на запад, кто на восток. Эмиграция интеллектуалов из повергнутых в крах империй отразилась, в частности, на формировании новых парадигм исследований жизни и философии Г. С. Сковороды. В силу радикальных изменений национальной политики старых империй, трансформации смыслов прежних этнонимов и топонимов и изменений в геополитической карте Европы, в трудах эмигрантов из бывших империй сформировались две парадигмы политических антагонистов, связанные с истолкованием философии Сковороды: консервативно-монархическая «русская», или «малорусская» (В. В. Зеньковский, граф П. А. Бобринский) и национально-освободительная «украинская» (Д. И. Чижевский, И. Мирчук), сформировавшаяся в Польском государстве (главным образом, во Львове и в Варшаве) при Юзефе Пилсудском, и получившая дальнейшее интеллектуальное развитие в трудах эмигрантов, работавших в Украинском свободном университете в Мюнхене, а затем в канадской школе украинистики. При чём сторонники обоих «лагерей» были идеологически и политически ангажированы в своих исследованиях. Утверждение украинской парадигмы требовало пересмотра всей интеллектуальной истории Восточной Европы. А. В. Малинов в этой связи пишет: «Д. И. Чижевский, пытаясь составить историю украинской философии, был вынужден непомерно возвеличить значение Сковороды как мыслителя. С одной стороны, он пытался проследить связь его воззрений с традицией немецкого мистицизма, а с другой, ещё более сомнительную связь антиномизма метода его произведений с немецкой идеалистической философией. Впрочем, то обстоятельство, что Сковорода был современником Канта ещё не делает его кантианцем». С другой стороны, отмечает А. В. Малинов, бросается в глаза как В. В. Зеньковский «пытался представить такую эволюцию философских идей русских мыслителей, в которой бы решающую роль играли их религиозные взгляды». Очевидно, В. В. Зеньковский видел свою основную задачу в противостоянии советской парадигме истории философии и занимал в целом охранительную консервативно-религиозную позицию: труды Д. И. Чижевского и И. Мирчука его при этом мало волновали. Впрочем, некоторые эмигранты (например, Н. С. Арсеньев) в целом игнорировали новое политически-ангажированное содержание русской и украинской парадигм, и свободно использовали обе характеристики по отношению к Григорию Сковороде, безотносительно какой бы то ни было политической нагрузки.

«Советская рецепция»

Интерес к Г. С. Сковороде среди советских историков и философов спровоцировал Владимир Дмитриевич Бонч-Бруевич. Ещё в начале XX века сочинения Сковороды были подготовлены В. Д. Бонч-Бруевичем к изданию в серии «Материалы по истории русского сектантства». Первый том, изданный Бонч-Бруевичем, остался единственным. Издание это «сыграло со Сковородой злую шутку». Поскольку В. Д. Бонч-Бруевич был другом В. И. Ленина, его усилиями Сковорода был включён в подписанный Лениным «План монументальной пропаганды». Именно этим объясняется обилие исследований философии Григория Сковороды в СССР, рост интереса к Сковороде в период «коренизации» и формирование культового образа «философа с котомкой», «борца с царизмом» и «национального освободителя». Именно таким был воспет Сковорода в советской литературе и кинематографе.

Образ «правдоруба из народа» и «борца с царизмом» плохо сочетался с наличием у Сковороды родственников среди малороссийских дворян и друзей среди вельмож, поэтому в советской рецепции жизни Григория Сковороды, философ признавался исключительным представителем украинского народа и борцом за его освобождение. Таким образом, решались сразу две задачи: с одной стороны, отказ от «русской парадигмы» исследований Г. С. Сковороды способствовал культурной коренизации в СССР, с другой, акцент на украинском происхождении Сковороды позволял добиться эффекта противостояния философа как простого казака русскому дворянству и вельможам. Сковорода, таким образом, становился природным апологетом народной вольницы и борцом за свободу «угнетённого народа» перед лицом монархии. Таким образом, хотя «советская парадигма» исследований Сковороды по духу была в равной степени чужда как эмигрантам из русской, так и из украинской диаспоры, подспудно она, всё же, способствовала закреплению «украинской парадигмы» и забвению «русской».

В официальной советской трактовке Сковорода рассматривался, прежде всего, как «крестьянский демократ» и «просветитель народа». И. А. Табачников так писал о Сковороде «В его мировоззрении всегда брали верх подлинный демократизм, гуманизм, просветительство и воинствующий антиклерикализм». Эту оценку иронически обыгрывает в своём анализе советского сковородоведения А. В. Малинов: «Юродство и опрощенчество понимались как демократизм, нравственные наставления и проповеди - как просветительство, а близкая сектантству критика официальной церковности - как антиклерикализм».

Память

На территории Украины имя Г. С. Сковороды носят несколько исследовательских учреждений и высших учебных заведений:

• Институт философии НАН Украины
• Харьковский национальный педагогический университет
• Переяслав-Хмельницкий государственный педагогический университет

В селе Сковородиновка действует Национальный литературно-мемориальный музей Г. С. Сковороды. Портрет Григория Сковороды и два выполненных им рисунка помещёны на 500-гривенной купюре.

Философские трактаты и диалоги

Основные произведения:

• Асхань («Симфоніа, нареченная Книга Асхань о познаніи самого себе»)
• Наркисс («Наркісс. Разглагол о том: узнай себе»)
• Беседа, нареченная двое, о том, что блаженным быть легко
• Диалог, или разглагол о древнем мире
• Разговор пяти путников о истинном счастии в жизни (Разговор дружеский о душевном мире)
• Кольцо. Дружеский разговор о душевном мире
• Книжечка, называемая Silenus Alcibiadis, сиречь Икона Алкивиадская (Израилский змий) (1776)
• Книжечка о чтении священного писания, нареченна Жена Лотова (1780)
• Потоп змиин (конец 1780-х)
• Алфавит мира (Разговор, называемый алфавит, или букварь мира; 1775)
• Брань архистратига Михаила со Сатаною о сем: легко быть благим (1783)
• Пря бесу со Варсавою
• Начальная дверь к христианскому добронравию (1769-1780)
• Икона Алкивиадская
• Сад божественных песен

Не сохранившиеся произведения:

Басни

• «Басни харьковские» (1774)
• «Благодарный Еродий»
• «Убогий жаворонок»
• «Басня Эзопова»

Григорий Саввич Сковорода - цитаты

Когда наш век или наша страна имеет мудрых мужей гаразда менее, нежели в других веках и сторонах, тогда виною сему есть то, что шатаемся по безчисленным и разнородным книг стадам - без меры, без разбору, без гавани.

Счастье наше есть мир душевный.

Без зерна орех ничто же есть, а без сердца - человек.

Бери вершину и будешь иметь середину.

Благословен Господь, сделавший всё трудное ненужным и всё нужное - нетрудным!

Сковорода Григорий Саввич (1722-1794) – русский и украинский поэт и баснописец, педагог и гуманист, демократ и странствующий философ. Для восточнославянской культуры он внёс значительный вклад.

Считается, что он завершил эпоху казацкого барокко и положил начало русской религиозной философии.

Ранние годы

Место, где появился на свет Григорий Сковорода, в начале VIII века, принадлежало Российской империи. В Киевской губернии в окрестностях Полтавы было в те времена небольшое сотенное село Чернухи, здесь и родился Григорий 3 декабря 1722 года.

Отцом его был малоземельный казак Савва Сковорода, а мать Пелагея Степановна (девичья фамилия Шангиреева) в роду своём имела крымско-татарские корни. Григорий был вторым ребёнком, в семье уже подрастал старший сын Степан.

Село Чернухи состояло из нескольких хуторов, один из которых Харсики и является настоящей родиной Григория. Именно здесь его отец получил земельный надел, как местный сельский священник (лицам духовного звания полагалось в те времена выделять землю).

Там до сих пор находится отчий дом Григория Сковороды, где в данное время располагается музей.

В детстве у Григория рано начала проявляться неудержимая тяга к наукам. Также он очень хорошо пел, благодаря чему служил в церковном хоре.

Киев и Санкт-Петербург

Для обучения родители отдали его сначала к дьяку, потом в Чернушескую церковноприходскую школу.

Исключительные способности в обучении открыли Григорию дорогу в подготовительный класс Киевской академии. Это было первое высшее учебное заведение на Украине, и учиться в ней мечтали многие.

В 1738 году Сковорода поступил в Киево-Могилянскую академию. Проучился он там три года, после чего в возрасте 19 лет вслед за старшим братом Степаном, отправился в Санкт-Петербург. Там у них были родственники – семья дяди по материнской линии Игнатия Кирилловича Полтавцева. Он был крупный землевладелец и вельможа, в своё время служил в императорской армии, где дошёл до звания полковника. Когда царствовала Елизавета Петровна, Полтавцев служил камер-фурьером и имел более 600 пожалованных душ.

Дом дяди всегда был открыт для Степана и Григория. Именно Полтавцев помог на первое время пристроиться Григорию в Санкт-Петербурге придворным певчим, а Степану получить в Польше начальное образование.

Так как Григорий служил в качестве придворного певчего, ему полагалось помещение для проживания, близ Зимнего дворца в Придворной капелле. Ему также было положено придворное жалование в размере 25 рублей (в то время это была приличная сумма), к тому же его родители освобождались от уплаты налогов.

Работая на такой должности, Григорий познакомился и стал часто общаться с фаворитом императрицы графом Кириллом Разумовским. Сковорода жил в Санкт-Петербурге с 1741 по 1744 годы и за это время ему не раз доводилось гостить в имениях Разумовских и Полтавцевых.

Киевская академия, путешествие по Европе

В 1744 году Григорий Сковорода был уволен с должности придворного певчего, теперь он, как придворный уставщик, поехал с императрицей Елизаветой и её свитой в Киев.

Григорий продолжил прерванное обучение в академии, вскоре он стал солистом академического хора, начал писать музыку. Здесь же он прослушал лекции архиепископа Георгия Конисского.

В 1750 году Григорию выдалась возможность поехать в Европу с генерал-майором Фёдором Степановичем Вишневским, близким другом графа Разумовского. Это была русская миссия в Токай по закупке вин для императорского двора.

Миссия продолжалась в течение трёх лет и за это время Сковорода, желая ознакомиться с культурным наследием Европы, пешком обошёл Польшу и Австрию, Венгрию и Италию.

Харьковский и московский период

Вернувшись из путешествия по Европе, Григорий пробовал себя в разных направлениях. Он работал в Переяславском коллегиуме при духовной семинарии, преподавал там поэтику, однако был уволен из-за своих прогрессивных взглядов.

С 1754 года был домашним учителем у дворянского мальчика Васи Тамары.

Однако отношения с родителями ученика у Григория не ладились. Отец Васи постоянно подчёркивал своё превосходство над учителем, а мать считала Сковороду недостойным преподавателем. Они расстались ещё до окончания контракта.

Уволившись, Григорий Сковорода отправился в Москву, где его приютили в Троице-Сергиевой Лавре, там он не только жил, но и пользовался богатейшей библиотекой. За годы своего пребывания в Лавре, Григорий изучил немало книг. Ему даже предлагали остаться на должности библиотекаря, но Сковорода жаждал странствий.

Однако странствовать у него не получилось, в 1755 году он получил письмо от отца мальчика Васи Томары, где тот извинился и просил продолжить обучение сына. До 1758 года Сковорода снова находился в Переяславе.

С 1759 по 1769 годы Сковорода занимался преподавательской деятельностью в Харьковском коллегиуме, откуда его трижды увольняли ввиду его взглядов, а позже снова принимали на работу.

Период странствий

Преследования светской и духовной власти вконец надоели Григорию и, в очередной раз уволившись из коллегиума, он стал вести странствующий образ жизни. Как философ-богослов он скитался по Приазовью, Малороссии, Воронежской, Курской, Слободской и Орловской губерниям. Надолго он останавливался в Ростове в Области войска Донского.

Философ общался с закрепощёнными крестьянами, угнетёнными казаками, выступал против официальной религии, всё больше обращался к природе и человеческому разуму.

Его многократно пытались «приручить»:

• Белгородский епископ предлагал принять духовный сан и монашество;
• в свою обитель приглашали его монахи Киево-Печерской лавры;
• предлагал ему определённое состояние Харьковский губернатор;
• даже сама царица Екатерина II приглашала для постоянного проживания при дворе.

Он всем отвечал отказом, ни «панство большое», ни «лакомство несчастное» ему были не нужны.

Всё своё свободное время Сковорода проводил в полях и рощах. Спал он не больше четырёх часов. Как только пробивались первые лучи солнца, он уже был на ногах. Григорий надевал простую широкую сорочку, в руки брал свирель, посошок и сумку с книгами и шёл куда глаза глядят. Ел он один раз в день на закате солнца, придерживался нестрогого вегетарианства, употреблял сыр, овощи и молоко. Всегда был добрым и весёлым, за что люди его любили и постоянно искали с ним общения. На лоне природы он особенно любил читать Библию.

Произведения

Свой сборник лирических произведений «Сад божественных песен» он создавал с 1757 по 1785 год.

Наиболее широкую известность получила песнь «Всякому городу нрав и права», она была написана в сатирическом духе и высмеивала помещиков, ростовщиков и купцов. Позднее песнь была положена на музыку и исполнялась певцами-кобзарями.

Особенной популярностью пользовались также его «Харьковские басни», написанные в прозе:

Он переводил греческие и латинские тексты Плутарха и Цицерона. Является автором таких философских разговоров:

• «Асхань»;
• «Кольцо»;
• «Наркисс»;
• «Разговор пяти путников о истинном щастии в жизни»;
• «Беседа»;
• «Разглагол о древнем мире».

Смерть и память

За два месяца до своей смерти Григорий отправился в Орловскую губернию. Своему ученику он оставил на сохранение все рукописи.

Приближение смерти Григорий чувствовал, он помылся, оделся в чистое, лёг на лавочку и умер. Произошло это 9 ноября 1794 года в селе Ивановка Харьковской губернии. Философ сделал одно-единственное завещание – написать на его могиле «Мир меня ловил, но не поймал».

Память о великом мыслителе хранят благодарные потомки. На Украине многие высшие учебные заведения и исследовательские учреждения носят его имя.

В Харьковской области есть действующий литературно-мемориальный музей Григория Сковороды.

Портрет Григория был изображён на почтовых марках СССР и Украины, на украинской 500-гривневой купюре также изображение великого мыслителя.

В начале августа 1987 года ученые крымской обсерватории открыли малую планету, ей дали имя Григория Сковороды.

(22 ноября (3 декабря) 1722, село Чернухи Киевской губернии (ныне Чернухинский район Полтавской области) - 29 октября (9 ноября) 1794, село Ивановка Харьковской губернии)

Биография

Ревнитель истины, духовный богочтец,
И словом, и умом, и жизнию мудрец;
Любитель простоты и от сует свободы.
Без лести друг прямой, доволен всем всегда,
Достиг на верх наук, познавши дух природы,
Достойный для сердец пример, Сковорода.

Такими виршами почтил память своего старшего друга и учителя М. И. Ковалинский (Коваленский), завершая написанную в назидание потомкам «Жизнь Григория Сковороды» – наиболее полный и достоверный источник сведений об украинском мыслителе1.

Оставшийся в народной памяти «старец», бессребреник, нищий и бездомный странник, «любитель священной Библии», Григорий Саввич Сковорода (1722 – 1794) был одним из образованнейших людей своего времени. Гонимый недоброжелателями и клеветниками, не желавший ни «ловчить», ни «прислуживаться», он всегда находил возможность реализовать свою «внутреннюю» свободу вовне и отстоять собственное достоинство перед сильными «мира сего» – «мира», ловившего его клейкими тенетами страстей и соблазнительных компромиссов. Поэт, песни которого еще долгое время после его смерти пели соотечественники; педагог, чьи ученики, друзья и знакомые собрали в 1803 г. большую часть средств для основания Харьковского университета; принципиальный космополит, «гражданин мира», любивший «мать Малороссию и тетку Украину»; мудрец и мистик, неустанно ведущий в сердце «духовную брань», взыскующий «града невидимого», «горнего Иерусалима», с мучительной остротой переживающий трагическую двойственность бытия:

Мир сей являет вид благолепный,
Но в нем таится червь неусыпный…
Горе тебе, мир! Смех вне являешь,
Внутрь же душою тайно рыдаешь…

Образ Сковороды очень рано становится объектом мифологизации, что заметно уже в воспоминаниях Ковалинского. На протяжении XIX – к началу XX в. складывается один из самых известных сюжетов «мифа» о Сковороде: первый отечественный философ, зачинатель национальной философской традиции. Рассказывают, что В. С. Соловьев читал друзьям «Краткую повесть об Антихристе», сидя под портретом своего «духовного предка» – Сковороды. «В лице Сковороды происходит рождение философского разума в России; и в этом первом же лепете звучат новые, незнакомые новой Европе ноты, объявляется определенная вражда рационализму, закладываются основы совершенно иного самоопределения философского разума», – писал, разрабатывая свою концепцию русской философии, В. Ф. Эрн3. Многозначительным упоминанием украинского мудреца завершает свой роман «Петербург» Андрей Белый.

Сковороду называли харьковским Диогеном, «нашим» Пифагором и Ксенофаном, степным Ломоносовым и т. п. В советское время его выдавали за материалиста и атеиста. Некоторые представители украинской эмиграции писали о Сковороде как о создателе «украинской национальной идеи». Сейчас иные горячие головы сравнивают его с Кьеркегором, Хайдеггером, Поппером и даже с Буддой и Магометом. Впрочем, всегда находились и те, кто наотрез отказывался признавать в Сковороде философа, видя в нем лишь странствующего глашатая тривиальных моральных постулатов, полуеретика, полусектанта.

Сам Сковорода, вне сомнения, осознавал себя философом, «Сократом на Руси», и для этого были некоторые основания. Он вел со своими учениками сократические «беседы дружеские», темой которых был человек и его воспитание в добродетели посредством самопознания, душевный покой и счастье как результат следования своей внутренней природе. Умело, с хорошим педагогическим тактом вводил он своих собеседников в мир многовековой европейской культуры, в которой чувствовал себя как дома. Как и Сократ, Сковорода принадлежал к тому немногочисленному ряду мыслителей, чья жизнь строго соответствовала их учению, слово не расходилось с делом (именно эта столь искомая последующими отечественными мыслителями цельность прежде всего привлекала почитателей Сковороды, в том числе и Л. Н. Толстого). Наконец, не будучи ни великим религиозным реформатором, ни мыслителем ранга, например, Канта, Сковорода был, однако, настоящим философом.

Сковорода-философ – периферийное явление европейского интеллектуального процесса XVIII в., и потому серьезный интерес к нему возрастал по мере того, как классическая «просветительская» парадигма философствования сама перемещалась на периферию. Украинский мыслитель восстановил и реализовал в своей жизни и учении одно из древнейших представлений о философии. Любовь к мудрости, софийному мастерству, философия – не сумма готовых знаний, которую остается лишь усвоить, но прежде всего путь, рискованный поиск, впервые выявляющий природу человека, преобразующий сам режим его существования. Это аскетическое усилие как творческий акт созидания, «снимающий» безусловность мировой данности и позволяющий бытию явить, а человеку услышать голос логоса, смысла, истины. Усилие, пробуждающее самосознание, неустанная работа по поддержанию его бодрствования, интеллектуальное и нравственно-эмоционально-волевое «стояние на страже». Важно также, что философия, это «веселое ремесло и умное веселие», насквозь пронизана стихией игры, она и родилась в этой стихии, о чем не забывали даже перед казнью Сократ и Боэций. Напоминал об этом и Сковорода, завещав перед смертью написать на могильном камне свое знаменитое: «Мир ловил меня, но не поймал».

Г. С. Сковорода родился в с. Чернухи на Полтавщине, в семье малоземельного казака. В 1734 – 1753 гг. учился, с двумя перерывами, в Киево-Могилянской академии, где был сразу же отмечен как один из лучших студентов. Он слушал лекции таких знаменитых профессоров, как М. Козачинский, Г. Конисский, С. Тодорский, кроме того, неустанно занимался самообразованием. Два года провел в российских столицах в качестве певчего придворной капеллы Затем в составе миссии генерала Ф. С. Вишневского (поставка токайских вин к императорскому двору) он отправляется в Венгрию, а оттуда уже самостоятельно – в Польшу, Словакию, Австрию и, возможно, Германию и Северную Италию. Точный маршрут путешествия – а оно длилось до 1750 г. – неизвестен, но цель его Ковалинский называет вполне конкретно: Сковорода, «любопытствуя по охоте своей, старался знакомиться наипаче с людьми, ученостью и знаниями отлично славимыми тогда. Он говорил весьма исправно и с особливою чистотою латинским и немецким языком, довольно разумел эллинский, почему и способствовался сими доставить себе знакомство и приязнь ученых, а с ними новые познания, каковых не имел и не мог иметь в своем отечестве»4.

По возвращении Сковорода приглашен преподавать теорию поэтического искусства в коллегиум Переяславля (Хмельницкого), откуда, впрочем, был скоро изгнан за отказ привести свой курс в соответствие с установленными образцами. Он работал домашним учителем, отвергал неоднократно предлагаемый ему монашеский сан, с 1759 по 1769 г с перерывами преподавал поэтику, древнегреческий язык и катехизис в Харьковском коллегиуме. Растет его известность как педагога, мыслителя и поэта, вызывая, однако, неоднозначное отношение со стороны некоторых представителей духовенства. С 1769 г. и до конца дней Сковорода вел жизнь странствующего философа, «старичка» (своеобразное «монашество в миру»). С палкой в руке, с торбой за плечами, в которой лежат нехитрые пожитки, Библия, рукописи, флейта, он скитается по дорогам Слобожанщины, находя временный приют у друзей и знакомых в селах, хуторах, пасеках, дворянских усадьбах и монастырях. В этот период им написаны основные произведения. Умер Сковорода в с. Пан-Ивановка под Харьковом.

Сочинения Сковороды при его жизни не публиковались и распространялись в кругу его друзей и почитателей в рукописных копиях. Его перу принадлежат: трактат по христианской этике «Начальная дверь к христианскому добронравию», несколько философских диалогов («Наркисс», «Разговор пяти путников об истинном счастии в жизни», «Кольцо», «Алфавит, или Букварь мира», «Жена Лотова», «Брань архистратига Михаила со Сатаною», «Пря бесу со Варсавою», «Потоп Змиин» и др.), притчи, басни, разножанровая лирика, переводы греческих, латинских и новолатинских авторов, а также многочисленные, написанные превосходной латынью и книжным украинским языком письма.

Философские произведения Сковороды в значительной степени отличаются по форме от сочинений других отечественных философов XVII – XVIII вв., у которых доминировал предельно монологичный систематизаторе-кии трактат, а диалог играл второстепенную роль. Диалогические жанровые формы в это время использовались в так называемой низовой литературе. Осознанный отказ Сковороды от авторитарно-систематизаторского стиля мышления сказался и в его выборе диалогической формы для своих сочинений. Философский диалог Сковороды – довольно сложное жанровое образование. С одной стороны, он генетически зависит от «сократического» диалога на всем протяжении его истории: от эвристических бесед Сократа до диалога катехизисного типа. С другой стороны, принципиально отказываясь от многих форм христианской обрядности, Сковорода вводит в структуру своего диалога различные элементы христианского храмового действа, которые придают ему характер «внехрамовой литургии». Литургия входит в философский и жанровый синтез диалога, поскольку постоянно присутствует в творческом мышлении философа. Множество цитат из Библии, что так характерно для Сковороды, попадают в его сочинения опосредствованно – через богослужебный канон и в контексте диалога начинают выполнять особую, связанную с литургией функцию. Сковорода строил свое учение герменевтически – методом интерпретации священного текста – и потому закономерно включал в состав «символического мира» и текст богослужения в единстве словесного, «жестового», музыкального, иконографического его аспектов. Логика Сковороды «синхронна» здесь внутренней логике святоотческой традиции, которая от экзегетики Священного Писания приходит к так называемой мистагогии – толкованию богослужения как средства коллективного обожения (Кирилл Иерусалимский, Псевдо-Дионисий Ареопагит, Максим Исповедник и др.). Общая экзегетическая установка мыслителя, связанная с истолкованием Священного Писания, образует и принципы его мистагогии. Понимание Сковородою таинств носит исключительно символический характер. Философский диалог Сковороды – это зачастую не просто размышление его персонажей, но «делание», соглашающее («симфониа») сердца друг с другом и с Богом.

Было бы неправильным усматривать в Сковороде «философа без системы». Цельность его натуры, его жизнь как опыт свободного построения своего бытия проявились и в цельности его мышления – мышления поэта и философа эпохи позднего барокко. Центральные моменты метафизики Сковороды и формы ее выражения (персоналистически истолкованный платонизм, доктрины «безначальной истины» и Софии-Премудрости Божией, библейская герменевтика, диалогические жанровые структуры) являют собой своеобразное «барочное» единство, основанное на оригинальном осмыслении идей, тем и образов предшествующих эпох европейской культуры. В учении Сковороды вполне отчетливо представлены следующие традиционные аспекты: теология – учение о сверхсущем Едином, Божестве в его эманации (переходе к низшим ступеням), неоплатоническая интерпретация христианской тринитарной доктрины в форме учения о «трех мирах», теодицея; онтология – платонизированное учение о «двух натурах» и «трех мирах» как парадигма диалектики сверхсущего, сущего и не-сущего; гносеология – обретение истины на пути «эротического» восхождения к «первоистоку» (архе), герменевтическая природа процесса познания ноуменального (глубинного) уровня вещей, самопознание, онтологическое понимание истины; антропология – «внутренний человек» как отрасль божественного Логоса, взаимоотражения микро- и макрокосма в связи с проблемой «теосиса» (обожения), человек как сущность, владеющая бытием-для-себя; этика – персоналистическое подражание «идее» человека, «неравное всем равенство», «сродность», самодостаточность, аскеза; эстетика – «прекрасное» – «идеи» вещей в умопостигаемом свете Единого, «безобразное» – небытие (меон), результат утраты «идеями» («эйдосами») своей самотождественности, творчество как созидательная работа над становлением вещей на пути приведения небытия к бытию.

Вся эта проблематика тесно связана с философской мыслью античности, средних веков, Ренессанса и барокко, представленной именами Платона, Плотина, Эпикура, Плутарха, Лукиана, Филона Александрийского, Климента Александрийского, Оригена, Псевдо-Дионисия Ареопагита, Максима Исповедника, Эразма Роттердамского, Мануила Козачинского, Димитрия Ростовского, Паисия Величковского и др.

Центральное место в философии Сковороды занимает учение о «трех мирах» (макрокосм – «мир обительный», вселенная; микрокосм – социум и человек; мир символов) и «двух натурах». «Все три мира состоят из двух едино составляющих естеств, называемых материя и форма. Сии формы у Платона называются идеи, сиречь видения, виды, образы. Они суть первородные миры нерукотворенные, тайные веревки, преходящую сень, или материю, содержащие. В великом и в малом мире вещественный вид дает знать об утаенных под ним формах, или вечных образах. Такое же и в символичном, или библейном, мире, собрание тварей составляет материю. Но Божие естество, куда знамением своим ведет тварь, есть форма. Ибо и в сем мире есть материя и форма, сиречь плоть и дух, стень и истина, смерть и жизнь»5. Обе «натуры» («видимая» – материя и «невидимая» – форма) вечны, и диалектика их взаимодействия проявляется в виде постоянного акта «творения из ничего» – бесконечного процесса становления вещей. В сиянии сверхсущего Блага предстают «идеи» как предвечные парадигмы вещей, первичные порождающие модели, причащаясь которым материя (небытие) обретает бытийный статус (так солнце, освещая дерево, является причиною появления его тени, которая «находится обезьяною, подражающею во всем своей госпоже натуре»).

Сверхсущее Единое, материя как «небытие», особый способ их взаимодействия и некоторые другие моменты свидетельствуют о платоническом характере понимания Сковородой бытия. Это тем более примечательно, что профессора Киево-Могилянской академии, как правило, отдавали предпочтение аристотелизму, и платоновское учение об «идеях» представало в их курсах объектом критики. Платон интерпретируется Сковородой в духе неоплатонизма, поскольку в средние века и значительно позднее на онтологию Платона смотрели сквозь призму неоплатонической триады «Единое – Ум – Душа», которая, в свою очередь, мыслилась зависимой от христианского учения о Троице. Сущее возникает путем развертывания сверхсущего Блага (Единого). Неоплатоническая лестница «Единое – числа – Ум – Душа – космос – материя» есть результат взаимодействия двух субстанциально неравноправных моментов, Единого и материи: с одной стороны, сущее является таковым в силу причастности к Единому, а с другой – материя оказывается общим принципом становления вещей, чистой потенцией бытия. Таким образом, ступеньки развертывания Единого зеркально отображают одна другую, вся лестница оказывается иерархией «зеркал», «образцов» и «образов», «пирамидой света и тьмы». На полюсах Единое есть зеркало как исполненный источник всего сущего, материя же есть зеркало как ирреальная грань, условие проявления Единого в ином. Эти метафоры-философемы, восходящие к сочинениям Платона, Плотина, гностиков, Псевдо-Дионисия Ареопагита, характерны для Сковороды. Называя «зеркалом» Бога, Сковорода, подобно Николаю Кузанскому, имеет в виду, что только одно зеркало безупречно – сам Бог, которым все принимается как есть, ибо это зеркало ни для чего существующего не другое, а то самое, что есть во всем; потому и каждая ступенька бытия является, в свою очередь, «зеркалом» Бога. Типично платонической предстает у Сковороды также и метафора «зеркала» – небытия: «…вели поставить вокруг себя сотню зерцал венцом. В то время увидишь, что один твой телесный болван владеет сотнею видов, от единого его зависящих. А как только отнять зеркала, вдруг все копии скрываются во своей исконности, или оригинале, будто ветви в зерне своем. Однако же телесный наш болван и сам есть единая только тень истинного человека. Сия тварь, будто обезьяна, образует лицевидным деянием невидимую и присносущую силу и божество того человека, которого все наши болваны суть как бы зерцаловидные тени, то являющиеся, то исчезающие при том, как истина господня стоит неподвижна вовеки, утвердившая адамантово свое лицо, вмещающее бесчисленный песок наших теней, простираемых из вездесущего и неисчерпаемого недра ее бесконечно»6. Здесь «зерцало» как элемент конструирования философской модели бытия представляет проблематику отражения «идеи» в материи, когда первая утрачивает собственное совершенство и вследствие потери самотождественности распадается на «бесчисленный песок» подобий, отблесков. Существенно, что вся проблематика зеркального отображения имеет у Сковороды своеобразную экзистенциальную сверхзадачу, будучи переносима в плоскость диалектики «я – не-я». Мир (совокупность страстей) предстает во всех своих проявлениях в виде расставленных «венцом» зеркал, которые отображают самого мудреца, а точнее, творящуюся в нем самом борьбу между разумом и страстями. В сознании же неразумного человека такая модель зеркального отражения предстает как бы «опрокинутой»: здесь господствует обратная перспектива, своего рода зеркальная инверсия, когда, по слову Григория Нисского, греховный разум человека, вместо того чтобы отображать вечное, отображает в себе бесформенную материю.

Разработкой и детализацией учения о «двух натурах» и «трех мирах» стала у Сковороды укорененная в библейской, античной и раннехристианской почвах софиология. София-Премудрость Божия, имеющая у каждого народа свое имя, но единая для всего сущего, есть мать «доброты всякой» (т. е. добротности, ладности) и «стройности»: это принцип устроения, упорядоченности, размеренности и взаимосоотнесенности частей целого. Она есть мысли и советы, промышление Божества о мире, сердце мира. София включает в себя начала, формы и виды творения, это «план» мироздания в целом и подробностях.

Принципиально в соотношении «невидимой» и «видимой» натур в макрокосме то, что макрокосм, устроенный согласно «мере, числу и весу» и управляемый «промыслом общим», совершенен. Свойственного гностицизму отрицания природы у Сквороды не найти. «О всем зрелым разумом рассуждайте, не слушая шепотника диявола, и уразумеете, что вся экономия Божия во всей Вселенной исправна, добра и всем нам всеполезна есть»7. Привычное в XVII – XVIII вв. уподобление мира часам и машине у Сковороды уравновешивается другим сравнением: мир – это вертоград Божий, насажденный и взращенный Премудростью, яблоневый сад, где философ ведет беседы со своими взыскующими истины друзьями. Великолепие живого космоса, пронизанного творческими мыслями (логосами), есть иное Бога, точнее, его Премудрости, космос «софиен», и София «космична».

В мире символов между двумя натурами ощутимо уже некоторое несоответствие. Форма творящая и форма сотворенная рассогласованны. Во-первых, это естественное противостояние чувственной знаковой стороны символа и его смысловой полноты. Во-вторых, это видимое противоречие разнородного состава самого мира символического и предполагаемого сущностного единства. Это несоответствие и рассогласование преодолевается в акте медитации философом, богословом, «мистагогом», открывающим в священном тексте Премудрость божественного замысла.

В сфере микрокосма расчлененность духовной жизни человека, обилие ремесел, искусств, наук и т. д. находит в Софии принцип сопряжения и взаимосоотнесенности. Это учение о многообразной, многовидной Премудрости, опирающееся на новозаветные тексты и развиваемое раннехристианскими авторами, становится для Сковороды основой его знаменитой концепции сродного (т. е. софийного) труда. В Софии заключены и «модели», идеальные «образцы» государства, города, семьи.

Социальная динамика, движение человека по общественной лестнице к вожделенному «центру» становится у Сковороды знаком негативного, неистинного существования. Позитивным является движение внутрь, осуществление индивидом сродности, божественного о себе замысла, «внутреннего человека». Это происходит путем самопознания и осуществляется в форме какой-либо общественно значимой деятельности, в мастерстве. Совокупность сродностей как умопостигаемых предвечных личностей, «внутреннее человечество», есть София, «невидимая натура» микрокосма.

Однако именно в микрокосме разрыв между двумя «натурами» достигает катастрофического размера. И чтобы прояснить причину этого разрыва, Сковорода конкретизирует свою софиологию посредством модели «мир – театр», тем самым открывая в ней неожиданную грань. Макрокосм теперь может быть описан как «вселенский чудотворный театр», а София становится сценарием этого космического действа. В мире символов София будет сценарием, лежащим в основе символического (аллегорического) представления Священного Писания. В сфере же микрокосма Премудрость мыслится образцом общественного устроения, особым промыслом для человека, его ролью в «божественной комедии». «Театральная софиология» Сковороды, опирающаяся на излюбленное в античности представление о мире как театре, общераспространенное в культуре барокко, но отвергаемое раннехристианскими мыслителями, есть попытка решения проблемы зла, т. е. вариант теодицеи. Зло у Сковороды – это беспорядок, не-строение, не-должное расположение благих самих по себе элементов мира, «те ж от Бога созданные благие вещи, приведенные кем-то в беспорядок»8, это отказ человека от своей (внутренней) сродности-роли, предусмотренной божественным сценарием, и игра чужой роли, превращение мира в низменный маскарад, театр суеты и амбициозного лицедейства. Истоки зла – в своеволии человека, своевластии-самозванстве, отвергающих божескую волю и стремящихся утвердить свой порядок вещей. Как беспорядок, так и восстановление порядка у Сковороды – постоянный процесс, происходящий помимо искупительной жертвы Христа, поскольку грехопадение первого человека не имеет в его учении существенного значения. Потому и София не имеет лика Христа; это скорее Бог-поэт, ритор, творящий из косного материала поэму мироздания и внутренне присущий своему творению. «Бог богатому подобен фонтану, наполняющему различные сосуды по их вместимости, – иллюстрирует Сковорода свою «театральную софиологию». – Над фонтаном надпись сия: «Неравное всем равенство»9. Так Премудрость многообразная оборачивается Софией многоликой.

По-видимому, сам Сковорода, с его обостренным чувством зла в мире, ощущал некоторую «легковесность» своей теодицеи, и это влечет за собой параллельное, так сказать, присутствие в его сознании и сочинениях радикального эсхатологизма, напряженное чаяние благодатного преображения в конце времен.

Философское творчество Сковороды чаще всего предстает в форме толкований к «символичному миру», важнейшая черта которого – его многосоставность, «синтетичность» (это не только Библия, но и античная мифология, восточнославянский фольклор, размышления античных авторов). Сковорода последовательно проводит идею «безначальной истины»: «Частицы разбитого зеркала едино все лицо изображают. А разнообразная Премудрость Божия в различных в стовидных, тысячеличных ризах в царских и в сельских, в древних и нынешних, в богатых, в нищих и в самых подлых и смешных одеждах как крын в тернии, сама собою все украшая, является одна и та же» Потребность на деле выявить это тождество приводит Сковороду, как в свое время Филона Александрийского, к аллегоризму в толковании библейских текстов. Персоналистическая интерпретация «мира символов» у Сковороды близка античной аллегорической интерпретации гомеровского эпоса. При этом, размышляя над античным идеалом философа, образами ветхозаветных пророков, личностью Христа, Сковорода склонен рассматривать их как исторические проявления «совершенного человека».

Наиболее важным в облике «совершенного человека» Сковорода называет самодостаточность (автаркию), которая достигается путем «богоподражания» в духе идей Сократа, Демокрита, киников, стоиков, эпикурейцев, неоплатоников. У Сковороды эта модель преобретает следующий вид: «схоле» – досуг и одновременно обучение, работа над собой, принципиально свободное философствование, противопоставленное любой общественно регламентируемой деятельности. Она предполагает также эвдемонизм, понимание счастья как душевного покоя вследствие свободы от страданий. Мудрый человек схож с гомеровскими олимпийцами с их неугасимым смехом, бесстрастностью и блаженной полнотой. Кроме того, мудрец является гностиком, реализующим себя в практике самопознания (способ постижения Абсолюта), размышлении над священным текстом, исполнении заповедей и педагогической роли воспитания людей в добродетели. Идеальный гностик – смеющийся Христос (в понимании которого Сковородою существенно ослаблена его спасительная миссия).

«Верховнейшею наукою» Сковорода признает богословие, рассматриваемое как наука о самопознании и достижении человеком счастья (такая интерпретация характерна для украинской метафизики того времени – например у Касияна Саковича, Антония Радивилловского, Димитрия Ростовского и др.). Однако самопознание у Сковороды существенно отличается от практики покаянного «истязания совести»: Сковорода превращает в самопознание платоновское познание эйдосов вещей. Таким образом, философская Любовь («вечный союз между Богом и человеком»), т. е. сила, причащающая «внешнего», эмпирического человека к его вечной идее, предстает своеобразной переработкой платоновского учения об Эросе в духе библейской антропологии. «Метафизические свойства платоновской идеи – вечность, божественность, ноуменальность, красоту и благость – Сковорода переносит на неповторимую личность человека, взятую в ее умопостигаемой глубине, и платоническое явление Эроса и философской влюбленности становится для него прежде всего внутренним фактом духовной жизни». Поэтому этика Сковороды не носит нормативного, «безличного» характера, она «автономна», индивидуальна и конкретна. Предмет любви и влечения, к которому стремится душа мудреца, не вне его, как у Платона, а внутри. Так достигается у Сковороды единение платоновского Эроса с христианской сострадательной любовью (агапе) в феномене «мудрого нарциссизма».

В самопознании человек открывает, что его сущность не исчерпывается одной интеллектуалистичной стороной. Существо человека в его сердце, в его воле. Отсюда достаточно критическое отношение Сковороды к отвлеченному, уводящему от самопознания и изменения своего бытийного статуса знанию. «…Мы в посторонних околичностях чересчур любопытны, рачительны и проницательны: измерили море, землю, воздух и небеса и обеспокоили брюхо земное ради металлов, размежевали планеты, доискались в Луне гор, рек и городов, нашли закомплетных миров неисчетное множество, строим непонятные машины, засыпаем бездны, возвращаем и привлекаем стремления водные, что денно новые опыты и дикие изобретения. Боже мой, чего не умеем, чего мы не можем! Но то горе, что при всем том кажется, что чего-то великого недостает». Оторванная от жизни духа наука не имеет смысла. Человек познает не для того, чтобы отвлеченно знать, а для того, чтобы истинно быть, возрастать в истине, изменять привычные параметры своего существования в направлении ее божественной полноты.

Сковорода не имел серьезно философствующих учеников и не создал школы. Однако многие из его идей и образов – прямо или опосредствованно – получили разработку в сочинениях позднейших отечественных мыслителей и писателей (П. Д. Юркевич, Н. В. Гоголь, А. Белый, В. Ф. Эрн, П. А. Флоренский и др.).

Биография

Родился в с.Чернухи Лохвицкого уезда Полтавской губернии в семье малоземельного казака. В шесть лет он обнаружил влечение к наукам и музыке. Первый его учитель - дьяк - сроднил его с Церковью. В сентябре 1738 г. поступает в знаменитую Киево-Могилянскую академию. Не окончив полного курса, в 1741/1742 г. принят певчим в придворную императорскую капеллу. Два года придворной службы не смогли убить в Сковороде склонности к академическим занятиям и во время поездки императрицы Елизаветы Петровны в Малороссию в должности придворного уставщика он остался в Киеве для продолжения учебы. Во время прохождения философского класса Сковорода слушал лекции Г. Конисского, М. Козачинского, С. Тодорского, овладел несколькими языками (латынью, немецким греческим, древнееврейским), знал как древнюю, так и новоевропейскую философию.

В 1750 г. началось трехлетнее заграничное путешествие Сковороды: в составе специальной миссии, под началом полковника Гавриила Вишневского, он отправляется в Венгрию, к «Токайским садам». Среди биографов существует мнение, что мыслитель посетил как паломник также Германию (где у философа Вольфа ознакомился с тогдашней немецкой философией и богословием), Италию, Польшу, Австрию, где также слушал университетские курсы.

К 1753 г. относится первое датированное стихотворение Сковороды, написанное по поводу вступления в должность нового переяславского епископа Иоанна Козловича.

Практическим следствием стихотворного подношения было приглашение прочитать курс пиитики в Переяславской семинарии в 1751. Первый трактат Сковороды «Рассуждение о поэзии и руководство к искусству оной» не сохранился, но известно, что Иоанн Козлович дал отрицательный отзыв на рукопись и потребовал объяснений от преподавателя семинарии. Гордый и независимый ответ Сковороды завершающийся латинской пословицей о том, что иное дело пастырский жезл, а иное пастушеская свирель, вызвал гнев епископа («Не живяше посреди дому моего творяй гордыню!») и увольнение строптивого педагога.

Оставшись совершенно без средств к существованию, Сковорода принимает приглашение на должность домашнего учителя к сыну богатого помещика Степана Томары. Именно во время учительства в имении Каврай раскрывается поэтический дар философа и создается «Сад божественных песен». Можно утверждать, что именно в недрах поэтических откровений Сковороды были заключены выводы его будущих философских прозрений и формы его жизненного поведения: «Не пойду в город богатый. Я буду на полях жить, // Буду век мой коротати, где тихо время бежит...»

Но прежде чем осуществить свой идеал жизни среди зеленых полей, Сковорода предпринял еще одну попытку учительства в большом городе. В 1759 г. он принял от епископа Иоасава Миткевича приглашение на должность учителя поэзии в Харьковском коллегиуме. Около десяти лет (1759-1769) преподавал Сковорода в Харькове, написав специальный курс «Начальная дверь ко христианскому добронравию».

Важнейшим событием в жизни Сковороды этого периода было знакомство с Михаилом Коваленским. Нежная дружба учителя и ученика вылилась в знаменитую переписку на латинском языке, которая сама по себе может восприниматься как срез духовной культуры XVIII в., а также в биографическое сочинение, написанное Коваленским: «Жизнь Григория Сковороды».

Свои сочинения Сковорода писал на малороссийском диалекте русского языка. Его творчество одновременно принадлежит и русской и украинской культуре.

За время преподавания в Харьковском коллегиуме он написал только лишь два философских сочинения - диалоги «Наркисс» и «Асхань».

Философ постоянно полемизировал с официальными религиозными доктринами, проповедовал учение Коперника, разрабатывал подходы к созданию новой религии "добродетели и любви". Сформулировал гениальную догадку об относительности и абсурдности любой идеи равенства в имуществе, идею "неравного всем равенства": "Бог богатому подобен фонтану, наполняющему различные сосуды по их вместимости. Льются из разных трубок разные струи в разные сосуды, вокруг фонтана стоящие. Меньший сосуд менее имеет, но в том равен есть большему, что равно есть полный".

10 лет пробыл Сковорода в Коллегиуме. Дважды от него избавлялись, дважды он возвращался. Третьего раза он не осилил. В 1769 г. завершилась преподавательская деятельность философа в Харькове и начался период активной философской работы, а также скитаний и странствий. Сковорода навсегда оставляет службу и с 1769 г. начинает свои странствия в качестве странствующего проповедника-философа («старчика»). Он бродяжничает, приживалъничает, отшельничает:
(«Если не могу ни в чём любезному отечеству услужить, то, по крайней мере, всеми силами стараться стану не быть никому ни в чём вредным»).

Последние двадцать пять лет жизни Сковорода провёл в скитаниях по Слобожанской Украине, из села в село, из города в город, распевая духовные песни и наигрывая на флейте меланхолические импровизации, исполненные проникающей душу нехитрой гармонии. Григорий Саввич проповедует на ярмарках, в сёлах, распевая на полях духовные песни и наигрывая на флейте у озер меланхолические импровизации, исполненные проникающей душу нехитрой гармонии; он делается дорогим гостем всех любящих поэзию и правду, любит подолгу бывать в украинских монастырях, у своих друзей - архимандритов и среди них имеет своих почитателей. В этот период им написаны основные философские произведения: трактаты, диалоги, притчи.

Сковорода неоднократно получал приглашения вступить на поприще церковно-монастырской жизни, его прельщали возможностью достижения высоких должностей в церковной иерархии, но идеалы русского нестяжательства и вольнолюбивый характер заставили его выбрать посох странствий и удел нищего философа.

Необычайная жизнь и оригинальный строй мыслей создали определенный ореол славы вокруг имени Сковороды. Его скитания не были чем-то тягостным для него. Бродячий философ подолгу жил у своих знакомых, учеников и почитателей его таланта.

Среди наиболее известных адресов, где останавливался странствующий философ - Изюм, Бурлук, Бабаи, Гусинка, Дисковка, Купянск, Маначиновка, Чугуев, Липцы, Должок, Ивановка. В селе Бабаи Сковорода завершил свои «Басни Харьковские» и написал диалоги «Кольцо» и «Алфавит, или букварь мира». Эти сочинения были уже зрелыми философскими работами, в полной мере репрезентирующими основной строй философского миросозерцания мыслителя.

Все тогдашние живые умы и сердца устремлялись к нему. О нём писали в письмах друг другу, толковали, спорили: то отзывались весьма хвалебно, то злословили.

За два месяца до смерти Сковорода отправился в Орловскую губернию, чтобы свидеться с М. И. Коваленским (в будущем – куратором Московского университета) и отдать ему на сохранение все свои рукописи. Любимому ученику был посвящен и последний диалог философа - "Потоп Змиин".

Умер Сковорода 29 октября (9 ноября) 1794 года в селе Иванивке на Харьковщине. «Мир ловил меня, но не поймал», – завещал он начертать на своём надгробном камне.

При жизни философа его сочинения были известны только в списках. Он был автором философских диалогов: Асхань, Наркисс, Беседа, нареченная двое, Разглагол о древнем мире, Разговор пяти путников о истинном щастии в жизни, Кольцо и др., а также трактатов и разнообразных поэтических сочинений, переводов греческих и латинских текстов (в том числе трудов Плутарха, Теренция, Цицерона).

В отличие от схоластизированного аристотелизма киевских профессоров, философия Сковороды - персоналистически истолкованный платонизм. В центре ее - учение о трех «мирах» («макрокосм» - Вселенная, «микрокосм» - человек и социум, «мир символов» - Библия, мифология, фольклор, философские сентенции) и двух вечных «натурах» Задача человека - сквозь видимую «натуру» (материя, плотть, буква) прозреть «натуру» невидимую - «безначальное единонача-ло», софийную основу каждого из трех «миров» иерархию форм-эйдосов-архетипов, парадигму общественного устроения (совокупность «сродностей»), духовный смысл сакрального текста Путь - самопознание, постижение и реализация своего «внутреннего человека», «сродности» (софийная предрасположенность к определенной форме общественно значимого труда, мастерству) Резульатом является счастье, понимаемое как самодостаточность (автаркия), душевный покой и бесстрастие Специфика «сродного труда» философа - свободное размышление о первоначалах, аллегорическая (в духе Филона, Климента Александрийского и Оригена) интерпретация мира символов, исполнение заповедей и педагогической («сократической») функции воспитания людей в добродетели Идеи и образы Сковороды получили разработку у П. Д. Юркевича, Н. В. Гоголя, В Ф Эрна, П. А. Флоренского, А. Белого и др

В историю Украины и России XVIII века Сковорода вошёл как философ, писатель и педагог, как их «Странствующий университет». Его идеи и образы впоследствии получили разработку у П. Д. Юркевича, Н. В. Гоголя, В. Ф. Эрна, П. А. Флоренского, А. Белого и др.

8 августа 1987 года в Крымской обсерватории советскими учёными была открыта малая планета № 2431. Её назвали именем Г.С.Сковороды.

О личности Г. С. Сковороды.

Он был сведущ во всех высших на то время науках. Изучил многих светских классиков, а также классиков церковных - Августина, Афанасия Великого (293 - 373), Василия Великого (329 - 378), Кирилла Александрийского (ок. 315 - ок. 386).

О себе Сковорода говорил без всяких экивоков и околичностей, что «замыслил умом и пожелал волею быть Сократом на Руси».

Он практически никого не цитировал и ни на кого не ссылался, блестяще сочетая интеллектуальную стилистику сократических диалогов и озарения истинного пророка.

Резкость и прямота суждений, конфликтность натуры, независимость ума превратили его в отовсюду гонимого и всеми оклеветанного.

Дорогой жизни Г. С. Сковороды стало его удивительное учительство. Он сдеж лался народным учителем в самом чистом и глубоком смысле этого слова.

Харьковский генерал-губернатор Е. А. Щербинин как-то спросил Сковороду: «Человек добрый! Почто не займёшься ты делом каким-нибудь?» На что тот ответил: «Глубокочтимый пан! Мир подобен театру. А чтобы сыграть на сцене любое действо успешно и с похвалою, актеры должны брать роли по способностям: ведь их ценят не за знатность воплощаемого образа, а только за умелость и мастерство. Я долго размышлял над этим предметом и после многочисленных испытаний себя в разных применениях увидел, что не смогу сыграть на подмостках сцены мира никакой иной роли, если говорить об удачном результате, кроме как лица низкого, простого, беспечного, уединённого: я сию роль выбрал, взял и пока не жалею».

Щербинин внимательно посмотрел на Сковороду и, обращаясь к присутствовавшим в этот момент людям, произнес: «Вот действительно умный человек! Он заслуживает быть названным счастливым. И если бы все мыслили, как он, меньше было бы на свете неудачников и недовольных».

Нищенство и аскетизм сгладили его мятежную неуспокоенность и уравняли парадоксальность его ума с извечной неоднозначностью мира. Начался этап плодотворнейшего творчества в жизни Г. С. Сковороды, на которое судьба отвела ему долгую четверть века:
«Не прикасайся ко мне, тотчас меня срящешь. Не обретай меня извне, тотчас обрящешь.
Нужнейшее тебе найдёшь то сам в себе. Глянь, пожалуй, внутрь тебя: сыщешь друга внутрь себя.
Я презираю Крезов, не завидую Юлиям, равнодушен к Демосфенам, жалею богатых: пусть приобретают себе, что хотят! Я же, если у меня имеются друзья, чувствую себя не только счастливым, но и счастливейшим».

Периодически он испытывал состояния особого духовного подъема и мистического экстаза. Вот описание одного из таких высоких почувствований:
« ...Я пошел прогуляться по саду. Первое ощущение, которое я осязал сердцем моим, была некая развязность, свобода, бодрость... Я почувствовал внутри себя чрезвычайное движение, которое преисполнило меня силы непонятной. Некое сладчайшее мгновенное излияние наполнило мою душу, от чего всё внутри меня загорелось огнём. Весь мир исчез предо мною, одно чувство любви, спокойствия, вечности оживляло меня. Слёзы полились из очей моих и разлили некую умилительную гармонию во весь мой состав...»

У него было два кумира - Сенека и Марк Аврелий. Рукописи свои Сковорода носил с собой в походной торбе. Здесь же всегда была и Библия на еврейском языке. Ни одного своего сочинения он не увидел опубликованным. Однажды у него, умудренного и много испытавшего, вырвались такие слова: «О, Отче мой! Трудно вырвать сердце из клейкой стихийности мира!»

Любопытен открытый им закон элиминации трудности - своеобразная «бритва Сковороды»: «Нужность не трудна, трудность не нужна». В своем прекрасном, легко и ясно, емко и точно написанном исследовании о Сковороде Юрий Барабаш сумел обнаружить предтечу сформулированного Сковородой закона. Это - Эпикур. И хотя у древнего грека и в мыслях не было того, что высказывает Сковорода, тем не менее всё равно интересно: «Всё естественное легко добывается, а пустое и излишнее трудно добывается».

Философские и этические взгляды Г. С. Сковороды.

Истоки философско-этического учения Сковороды были заключены в культурном наследии прошлых веков. Основным смысловым и тематическим фоном являлись Библия и христианско-неоплатоническая интерпретация этических проблем на фоне народного украинского свободомыслия, что и определило противоречивость его философских воззрений. Большое влияние оказали также такие философские системы как эллинско-римский стоицизм и скептицизм. В отличие от схоластизированного аристотелизма киевских профессоров, философия Сковороды - персоналистически истолкованный платонизм.

Начало премудрости, по мнению Сковороды, заключено в познании Бога, и кто этому не сопричастен, подобен узнику в темнице, так что если возникает желание и страсть к познанию, то необходимо «взойти на гору ведения Бога» и просветиться тайными божественными лучами. Бог, по Сковороде существует как «внутреннее начало» вещей, «самодвижущаяся причина», закономерность всего сущего. Исходя из признания этой закономерности, Сковорода отрицал буквальное понимание библейских чудес как несоответствующее «мудрости», предопределяющей развитие.

Сковорода считал материю вечной во времени и бесконечной в пространстве. Природа, по Сковороде, состоит из множества миров, она никем не создана, не может быть разрушена, не имеет начала и конца, ибо конец одного мира является началом другого. Он считал, что вся природа подчиняется строго определенным законам. На этом базисе и была построена его система философских взглядов.

В центре этой философской системы лежит учение о трех «мирах»:
- макрокосме (бесконечном мире /Вселенной/, состоящей из множества малых миров, где обитает все рожденное);
- микрокосме или малом мире, "мирке"(человеке и социуме);
- символическом мире («мире символов» - Библия, мифология, фольклор, философские сентенции) - символической реальности, сопрягающей воедино макрокосм и микрокосм. Большой и малый миры наиболее идеально способны отражаться именно в этой символической реальности, которая в своем наиболее совершенном образе является не чем иным как Библией. Третий срез бытия не завершал всей онтологической картины мира у Сковороды, так как каждый из перечисленных миров двуприроден, антитетичен, состоит из двух вечных «натур» - видимой и невидимой. Первая, видимая натура, была названа философом тварью, материей, а вторая, невидимая, Богом или формой.

Видимая натура - тленная оболочка, тень вечного древа жизни, т. е. духа - невидимой натуры, представляющей собой неизмеримую животворную основу изменчивой материальной природы, которая, т. о., тоже вечна и бесконечна и постоянно переходит из одной противоположности в другую: «...Одного места граница есть она же и дверь, открывающая поле новых пространностей, и тогда же зачинается цыплионок, когда портится яйцо... Все исполняющее начало, и мир сей, находясь тенью его, границ не имеет» (Твори. Т. 1. - К., 1961. – С. 382).

Задача человека - сквозь видимую «натуру» (материя, плоть, буква) прозреть «натуру» невидимую - «безначальное единоначало», софийную основу каждого из трех «миров»:
иерархию форм-эйдосов-архетипов;
парадигму общественного устроения (совокупность «сродностей»);
духовный смысл сакрального текста.

Свою философскую систему Сковорода строил с помощью метода, аналогичного сократическому. Каждому положению- тезису, Сковорода противопоставляет антитезис и рассматривает это противопоставление как средство анализа философских проблем. Таким образом, он формулирует ряд положений, раскрывающих не только полярность явлений, но и единство противоположностей: «мир гибнет и не гибнет», «вечность в тлении», «свет во тьме», «ложь в истине» и т. д.

Особое место в философии Сковороды занимает символический мир - Библия, которая выступает как связь между натурой видимой и невидимой, как некое руководство, возводящее к «блаженной натуре» (Богу). Под влиянием патристики, особенно Климента Александрийского и Оригена, Сковорода сосредоточивается на раскрытии ее символического смысла. Символический мир Библии выполнял своеобразную связующую роль между макрокосмом и микрокосмом, а человек, в свою очередь, был, по Сковороде, «всей Библии конец, центр и гавань».

Признавая познаваемость мира (и видимого и невидимого), Сковорода в традициях рационализма и просветительства восхваляет могущество разума, направленного на познание тайн природы, констатирует успехи наук в изучении окружающего мира. Согласно Сковороде, человеческое познание бесконечно, ибо осуществляется в пафосе самопознания ("познать себя самого, и сыскать себя самого, и найти человека - все сие одно значит"), в обнаружении "единого, сердечного" человека, но должно основываться на постоянном самоанализе и созвучии "миру символов".

Проблемы познания в наибольшей мере нашли свое отражение в таких диалогах С. как «Наркисс» и «Симфония, нареченная книга Асхань, о познании самого себя». В этих работах, как и во многих других, обосновывалась идея самопознания человеком своей духовной сущности как необходимого условия достижения внутреннего мира.

Особенное внимание Сковорода уделял этическим концепциям Эпикура и Плутарха. Этика самого Сковороды охватывала широкий круг проблем и принципов, таких как добро, зло, справедливость, честь, совесть и т. д., но в центре всех этических построений была концепция «сродностей» и учение о счастье.

Основные идеи концепции о «сродном труде» были сформулированы в диалогах «Наркисс», «Асхань» и «Алфавит, или букварь мира».

Философ был убежден в том, что существует универсальный закон «сродностей», заключающий в себе принцип бытийного равновесия вещей, предметов и существ, как гарант гармонического равновесия природы.

Путь - самопознание, постижение и реализация своего «внутреннего человека», «сродности» (софийная предрасположенность к определенной форме общественно значимого труда, мастерству). Результатом является счастье, понимаемое как самодостаточность (автаркия), душевный покой и бесстрастие.

Специфика «сродного труда» философа - свободное размышление о первоначалах, аллегорическая (в духе Филона, Климента Александрийского и Оригена) интерпретация мира символов, исполнение заповедей и педагогической («сократической») функции воспитания людей в добродетели.

Учение о человеческом счастье («Разговор пяти спутников о истинном счастии и жизни») рассматривало понятие «счастье» как терминологически и сущностно отличное от утилитарного понимания его как участи, фатума и судьбы.

Как и сродность, счастье является для Сковороды естественным и универсальным законом. Поиски человеком своего счастья являются по сути дела поисками своей «сродности».

Вопрос о человеческом счастье был сопряжен и постепенно перерастал в вопрос о самопознании, который в структуре миросозерцания Сковороды был второй стороной антропологического принципа и путем разрешения кардинального вопроса о том, что составляет внутреннюю сущность человека.

При рассмотрении этих проблем философские построения Сковороды достигали высокого уровня теоретической абстракции, так как имелся ввиду не конкретный человек, а его метафизическая сущность, божественная идея человека, существующая в божественном интеллекте, внутренний человек, созданный по образцу божественного существа, и осуществляющий логическую связь между антропологизмом и библеизмом на всех уровнях философской системы.

В антропологии Сковороды присутствуют мотивы, характерные для русской средневековой мысли. Это, в частности, относится к его учению о сердце как средоточии духовного и телесного бытия человека.

«О, Отче мой! Трудно вырвать сердце из клейкой стихийности мира!» – восклицает Сковорода уже в конце жизни. В его понимании этическая задача человека состоит в том, чтобы осознать и обрести мистическое начало в себе, и в этом смысле стать наконец самим собой. Но превращению эмпирического субъекта в «истинного человека» препятствует воля, влекущая личность в мир борьбы и страданий. «Всяк обоживший свою волю, враг есть Божией воле, не может войти в Царствие Божие», – писал Сковорода.

Мотив «безвольности» в самых разнообразных вариантах характерен для мистических традиций как Запада, так и Востока. Присутствует он и в творчестве Сковороды: отчасти как результат определенных идейных влияний, но в гораздо большей мере как отражение личного духовного опыта, опыта постоянной и мучительной борьбы с «клейкой стихийностью мира», с «эмпирическим человеком» в себе самом. В конце жизни Сковорода, как и многие мистики до него, склонялся к тому, чтобы признать эмпирическую действительность уже непосредственным воплощением зла. Уходя в мистических прозрениях из этого мира в «мир первородный», человек тем самым оказывается и «по ту сторону добра и зла».

Учение Сковороды о внутреннем человеке усложняло его философское учение, разделяя его на теоретическое и практическое. Философ был не только народным мудрецом и моралистом, но и философом-теоретиком, и его этика имела глубокую связь с его онтологией. С одной стороны, мораль была сферой динамического функционирования воли - верховное желание быть счастливым, а с другой стороны, принципы морали были сосредоточены в онтологии, реализуясь в гносеологическом учении о внутреннем человеке.

Стремление создать собственную концепцию бытия отступало у Сковороды на второй план перед интересом к антропологии, в которой, как и в философской лирике Сковороды, важную роль играет символ «петры» (камня) - духовного средоточия и опоры мятущейся и страстной душевной жизни. Точно так же гносеология смыкается у него с этикой.

Этика Сковороды была не нормативной, а внутренне-автономной и носила сугубо личностный характер. Внутренний человек в поисках присущих ему «сродностей» обретал специфическую энтелехию, которая в метафизическом плане была заключена в Боге, а в конкретно-историческом - в личном человеческом счастье.

Истина, по Сковороде полноценна только тогда, когда она содействует добродетели, моральному совершенствованию; познание должно способствовать благоденствию человека. Человеческое счастье, находящееся в центре внимания Сковороды, рассматривается им в связи со «сродным трудом», т. е. трудом, соответствующим природным наклонностям человека.

Второй принцип, лежащий в основе этического учения Сковорода - «равное неравенство». Сковорода утверждал, что существует соответствие между истинными потребностями и способами их удовлетворения, стремление же людей к «неприродному» связано с нарушением указанного соответствия и становится источником несчастий.

Вслед за Эпикуром Сковорода считал, что «блаженная натура» создала нужное человеку нетрудным, а трудно достижимое ненужным.

Таким образом, познание человека, исследование его природы и является путем к счастью. Именно в соответствии природе человека Сковорода видел критерий разумности общественных порядков и моральных норм. И поскольку стремление к разумным общественным отношениям связано у Сковороды с выявлением природных склонностей, его призыв: «Познай самого себя» получает новое, социально-педагогическое звучание.

Эстетика Сковороды - понимание "прекрасного" как "идеи" вещей в умозрительном свете Единого, "безобразное" же является результатом утраты "эйдосами" (образами, идеями) своей самотождественности.

Влияние платонизма проявляется в обосновании им роли эроса в эстетических переживаниях человека и в том, что сама любовь предполагает определенное «сродство» с ее предметом – изначальную, метафизическую предрасположенность сердца. В учении о «таящемся в человеке Духе Божием», о том, что каждый человек в своем земном существовании есть лишь «сон и тень истинного человека», Сковорода близок к построениям европейских мистиков, в частности к Майстеру Экхарту с его учением о «сокровенной глубине» в Боге и человеке. Присутствуют у мыслителя и мистико-пантеистические мотивы: «Бог всю тварь проницает и содержит...», «Бог есть основание и вечный план нашей плоти...», «Тайна пружина всему...» и т.п.

В.В.Зеньковский в своей Истории русской философии писал о религиозном чувстве отчуждения от мира как важнейшем в мироощущении Сковороды. Речь шла о мистическом переживании двойственности мирового бытия и об отчуждении именно от того, что воспринималось религиозным мыслителем как внешняя, «суетная», небытийственная сторона жизни.

Этим «миром» Сковорода и не желал быть «пойманным». В то же время ему было присуще переживание реальности иного, высшего уровня бытия, к познанию которого, по его убеждению, человек может и должен стремиться: «Если хочешь что-либо узнать в истине, усмотри сначала во плоти, т.е. в наружности, и увидишь в ней следы Божии, обличающие безвестную и тайную премудрость».

К познанию «следов Божиих» в мире можно придти, только храня верность древнему философскому завету: познай самого себя. «Не измерив себя прежде всего, – писал мыслитель, – какую пользу извлечешь из знания меры в прочих существах?» В обосновании исключительного значения философской рефлексии Сковорода не останавливался и перед отождествлением процесса самопознания с богопознанием: «Познать себя и уразуметь Бога – один труд».

Рассматривая человека как философскую проблему, Сковорода поставил уникальный по своей беспрецедентности философский эксперимент. Бродячий философ смоделировал грандиозный философско-умозрительный и философско-практический опыт. Составными элементами этого опыта были его личная жизнь и его философско-рефлексирующее мышление. Суть опыта состояла в последовательном соединении философского учения и человеческой жизни.

Б. П. Вышеславцев о Г. С. Сковороде.

«Первый оригинальный русский философ, каким я признаю Г.Сковороду, русский мыслитель, богослов и поэт, еще в середине 18 века сразу выразил весь будущий характер русской философии и все его древние истоки.

Он несомненно принадлежал к той духовной культуре, носительницей которой па его дориде была Киевская Академия. Культура эта черпала свои идеи в платоновской традиции греческой философии и в тесно связанной с пей свято-отеческой литературе. Этот изумительный человек, знавший, кроме новых языков, латинский, греческий и древнееврейский, обошел пешком Австрию, Италию и Германию.

Это был русский европеец и всечеловек, каким Достоевский мечтал видеть человека вообще в своей пушкинской речи. Его любимыми философами были Сократ и Платон, он отлично знал древние философию и литературу, а из отцов церкви наиболее ценил Климента Александрийского, Оригена, Дионисия Ареопагита и Максима Исповедника и нашего Нила Сорского, т.е. наиболее философских и наиболее неоплатонических отцов. В России он был везде, начиная от Киева и Харькова до Петербурга, Москвы, Троице-Ссргиевой лавры и Переславля. Он жил также в средней России, у своих друзей помещиков, преимущественно у Ковалевского.

Позволю себе привести только две цитаты, чтобы охарактеризовать исходную точку философии: «сия всеглавнейщая, всемирная, невидимая Сила, едина - ум, жизнь, движение, существование - изливаясь из непостижимости в явлении, из вечности во всеобщирность времени, из единства исключительно до беспредельной множественности, образуя круг человечества, уделяет оному от главности своей благороднейшее преимущество, свободную волю». А вот слова, выражающие, пожалуй, сущность современности: «Боже мой! - восклицает он,- чего мы не знаем, чего мы не можем! мы измерили моря, землю, небо, открыли несметное множество миров, строим «непонятные» машины. Но чего-то недостает. Не наполнить ограниченным и преходящим душевной бездны».

В личности Г.Сковороды воплощаются, в сущности, все заветные устремления и симпатии русской философии, которые затем воплотились в личности Вл.Соловьева и всей нашей плеяды русских философов эпохи русского возрождения, как-то братья Трубецкие, Лопатин, Новгородцев, Франк, Лосский, Аскольдов и мы немногие, которые еще могут напомнить новому поколению, в чем состоит дух и трагедия русской философии, и которые старались ее продолжать в своих трудах за рубежом».

Вышеславцев Б. П. Вечное в русской философии: введение в кн. «Вечное в русской философии». – Н.-Й., 1955. – С.7-15; полный текст данной книги переопубликован в изд.: Вышеславцев Б. П. Этика преображенного Эроса. – М., 1994. – С.153-324.

Из переписки Г.С.Сковороды с М.И.Коваленским.
«Сядем себе, брате мой, сядем для беседы.
Сладок твой глагол живой, чистит мне все беды».
Г.Сковорода
Письма Г.Сковороды
*********
Харьков, конец августа – начало сентября 1762 г.
Мой Михайло, радуйся в Господе!
Если тебе не разрешено официально изучать греческий язык не столько из-за того, чтобы не перегружать себя, сколько из-за неразумного вмешательства некоторых лиц, то тебе пока вовсе не следует, как говорят, сложить оружие. Понемногу ты частным порядком можешь изучать его, и в любом случае, если любишь меня, выучишься...
Итак, подражай пальме, которая, чем сильней сталкивается со скалой, тем быстрей и прекрасней поднимается вверх. Это то дерево, которое даётся в руки мученикам-победителям, как это можно видеть на иконах. Находи время и ежедневно понемногу, но обязательно и ежедневно, подбрасывай в душу, как в желудок, слово или сентенцию, и, как огню пищу, понемногу добавляй, дабы питалась и росла душа, а не подавлялась. Чем медленней ты будешь изучать, тем плодотворней изучение. Медленная непрерывность накопляет большую массу, чем можно предположить.
Помощь руководителя, если в этом будет нужда, обеспечена. Среди товарищей у тебя будут такие, которые подскажут тебе, если в чём-нибудь сомневаешься. Если же ты захочешь воспользоваться моей помощью, то для меня не будет ничего приятней. Если бы к этому не призывали заслуги и добродетель твоего дядечки, преподобного отца Петра, то самая наша дружба была б для того достаточным поводом.
Твой друг Григорий Сковорода.
*********
Сентябрь 1762г.
Здравствуй, дражайшее для меня существо, милейший Михайла!
...Когда я общаюсь со своими музами, то всегда вижу тебя в мыслях, и кажется мне, что мы вместе тешимся приманками муз и вместе гуляем по Геликону. Я уверен, что и ты утешаешься теми же самыми предметами, теми же приманками камен (муз). И действительно, для полной и истинной дружбы, которая единственная смягчает жизненные огорчения и даже живит людей, потребна не только прекрасная доброчестность, но и сходство не только душ, но и занятий... Именно поэтому далеко не всякие становятся мне друзьями, ибо они не занимались науками, а если и занимались, то только такими науками, которые чужды моему складу ума, хотя бы во всём остальном эти люди и были бы со мною сходны.<...> Для меня нет ничего более приятного, чем балакать с тобою и тебе подобными. Но меня кличут.
Будь здоров, Михайла!
Сложи для меня три – четыре виршика и перешли мне. О чём? – спросишь ты. О чём хочешь, ибо всё твоё мне нравится. И ты хорошо и благочестиво сделал, душа моя, что приставил Максимку к больному братцу. Но не слушай случайных советчиков, что рекомендуют те или иные средства. Ни в одной отрасли нет в народе столько доброхотов, как в медицине, но и нигде нет столько невежества, как в лечении хвороб. За исключением общеизвестных простых снадобий, отбрось все. Кровопусканий и слабительных избегай, как ядовитой змеи. Если хочешь, зайди ко мне, и мы с тобой об этом ещё потолкуем.
Вельми тебя любящий Григорий Саввич

2. Письма М.Коваленского.
*********
Любезный мой Мейнгард! (Дружеское прозвище Сковороды – Даниил Мейнгард – по имени одного швейцарского знакомого М.И.Коваленского)
Письмо ваше из Таганрога получил я. Как воспоминание, так и письма ваши во мне производят сердечное утешение. В толпе светских стечений наиприятнейшее чувство есть истины и непорочности. А в сих именах мне всегда представляетесь вы! Где вы теперь обретаетесь?
Я здоров, по милости Бога моего, с семьёю милою. Я пустился паки в здешнее море, да удобнее к пристани уединения достигну. Всё прискучит: и великое, и славное, и дивное – суть ничто для духа человеческого.
Adio, mio caro Mangard! Друг твой Михайла Коваленский.
Февраля 18, 1782 года
*********
Любезный мой друг Григорий Саввич!
Как желает елень источников водных, так я желал бы видеть вас и утешаться в жизни дружеским собеседованием вашим... Ах друг мой! Я часто привожу на память тихие и безмятежные времена молодых моих лет, которых цену, доброту и красоту отношу к дружбе твоей... Но не столько счастлив был я в большом свете! При всём благоприятствии фортуны разум мой не мог иметь счастия, чтобы не впасть в сети, оковы «железностей» и суетностей... Ты неразлучен со мной в мыслях моих, как я сам с собою. Почему и желание моё видеть тебя и окончить век вместе. Я всячески стараюсь купить деревню в Харьковском наместничестве, из привычки к тому краю и к тебе... Надеюсь же на Бога, что вселит меня в «место злачно» и тихое, на воде, где бы я мог успокоить и себя и твою старость, хотя ты и не имеешь в том необходимости.
Посылаю вам очки. Не знаю, годятся ли они для глаз ваших: желаю же, чтобы угодны были. Жена моя посылает вам сыру пармазану и галанского, по полпуда... Флейту не успею послать теперь, а вышлю с другою оказиею.
Июня 22, 1787 года.
*********
Волею судьбы Григорий Сковорода и Михаил Коваленский породнились в своих дальних родственниках и потомках: сын профессора Московского университета С.М.Соловьёва Михаил по линии своей матери приходился двоюродным правнуком Г.Сковороде и был женат на правнучке М.Коваленского.
Источник сведений:
(Зав. кафедрой ИСАА Владислав Ремарчук)

Библиография

Главные сочинения, не издававшиеся при жизни Г. С. Сковороды и распространявшиеся в списках:

«Нарцисс»;
«Разглагол о древнем мире»;
«О святой вечере, или О вечности»;
«Симфония, нареченная книга Асхань,о познании самого себя»;
«Букварь мира»;
«Беседа, нареченная двое, о том, что блаженным быть легко»;
«Басня Эзопова» (1760): / «Эзопов язык» был особенно присущ и органичен Сковороде. Басни, написанные им, охватывают множество житейских и общественных тем. В вышеобозначенной он рассказывает историю о Волке, который, увлёкшись исполнением на флейте минавета, стал жертвой собак. Намек же был в том, что среди учеников Харьковского Коллегиума есть студиозы, неспособные к учению. Руководитель Коллегиума епископ Иоасаф Миткевич укоризну услышал и на подсказку отреагировал: более 40 человек были немедленно отчислены. / ;
«Сад божественных песен»;
«Разговор пяти путников об истинном счастии в жизни» (1772);
«Кольцо»;
«Икона Алкивиадская»;
«Пря беса с Варсавою»;
«Басни Харьковские» (1774);
«Дружеский разговор о душевном мире» (1775);
«Начальная дверь к христианскому добронравию» (1769 - 1780);
«Потоп змиин» (1791).

Сочинения:

Сочинения. - X., 1894;
Собрание сочинений. Т.1. - СПБ, 1912;
Сочинения. Т. 1-2. - М., 1973;
Повне зiбрання твopiв. Т. 1-2. - К., 1973.

Литература:

Данилевский Г. П. Украинская старина. - X., 1866. – С.1- 96;
Эрн В. Ф. Г. С. Сковорода. Жизнь и учение. - М., 1912; (Волшебная гора. – 1998. - № 7. – С. 26-157);
Багалiй Д. Украïнський мандрований фiлософ Г. Сковорода. - X., 1926;
Чижевський Д. I. Фiлософiя Г. С. Сковороды. - Варшава, 1934;
Тичина П., Попов П., Трахтенберг О. Г. С. Сковорода. Збiрник доповiдей з нагоди 220-рiччя нарождения. 1722-1942. - Уфа, 1943;
Бiлич Т. А. Свiтогляд Г. С. Сковороди. - К., 1957;
Попов П. М. Г. Сковорода. - К., 1960;
Шкуринов П. С. Мировоззрение Г. С. Сковороды. - М., 1962;
Редько М. П. Свiтогляд Г. С. Сковороди. - Львiв, 1967;
Беркович Е. С, Ставинска Р. А., Штраймиш Р. I. Г. Сковорода. Бioбiблiографiя. - X., 1968.
Лошиц Ю. М. Сковорода. - М., 1972;
Абрамов А. И., Коваленко А. В. Философские взгляды Г. С. Сковороды в кругу его историко-философских интересов // Некоторые особенности русской философской мысли XVIII в. - М., 1987;
Ушкалов Л. В., Марченко О. В. Нариси з фiлософii Григорiя Сковороди. - Харькiв, 1993.

Григорий Саввич Сковорода - русский и украинский мыслитель, заслуживший репутацию первого в Российской империи самобытного философа, педагог, поэт, баснописец - появился на свет 3 декабря (22 ноября по ст. ст.) 1722 г. на Полтавщине в селе Чернухи; его отцом был небогатый казак. Отучившись в местной четырехлетке, 12-летний Сковорода становится слушателем Киево-Могилянской академии, где он изучал различные языки, а также риторику, грамматику, музыку, поэзию. Будучи выходцем из бедной семьи, Григорий самостоятельно зарабатывал на жизнь и образование, подрабатывая репетитором в певчем академическом хоре. В 1741 г. Сковорода оказывается в Санкт-Петербурге, занимается пением в придворной капелле. Чтобы избежать духовной карьеры, к которой он не имел склонности, Сковорода симулировал сумасшествие, после чего его отчислили.

Известно, что он ездил за границу, будучи церковником при генерале Ф. Вишневском. Ему довелось побывать в таких странах, как Польша, Австрия, Венгрия, возможно, он был в Германии и Италии. В этих странах он заводил знакомства с учеными, расширял багаж познаний, углублял знание языков. По возвращении на родину Сковорода несколько лет работал в Переяславском коллегиуме учителем поэзии. Новаторство педагогических методик, отказ учить по старинке стоили ему увольнения.

Какое-то время Сковорода, благодаря содействию митрополита Щербитского, работал у помещика Томары домашним учителем, однако не сложившиеся отношения между ними заставили Сковороду уйти, чтобы странствовать по стране. Тем не менее спустя некоторое время Стефан Томара опять пригласил его к себе, и в этот период биографии Сковорода написал несколько десятков стихов, составивших затем сборник «Сад божественных песен», «Прозябшим из зерн Священного писания». Талантливо музицируя на сопелке, Сковорода для каждого стихотворения подбирал мелодию.

На протяжении 1759-1769 гг. Григорий Сковорода - преподаватель в Харьковском коллегиуме. Собственная позиция по ряду богословских и философских вопросов спровоцировала появление недоброжелателей, плетение интриг, в результате чего его выгнали из коллегиума. С этого времени Сковорода становится странствующим философом, путешествующим по просторам страны, обучающим простых людей, преподнося уроки, в том числе собственным поведением. Он помогал крестьянским детям овладеть грамотой, читал людям свои стихи, играл для них. Единственное, что лежало в его дорожной сумке, - это Библия и ломоть хлеба. Этот период странствований одновременно явился самым плодотворным в его творческой биографии. У него были ученики, которые называли его украинским Сократом, харьковским Диогеном .

В 1794 г., в начале осени, Сковорода прибыл в село Пан-Ивановку на Харьковщине. Жившему там помещику Ковалевскому он отдал свои рукописи. Легенда гласит, что философ знал, в какой день и час умрет. Он сам выкопал себе могилу, а в день смерти, 9 ноября (29 октября по ст. ст.) 1794 г., вымылся, надел чистую одежду. Сочинения Григория Саввича при его жизни не публиковались. Впервые это произошло лишь в 1894 г. к 100-летнему юбилею со дня смерти. Помимо философского наследия («Алфавит мира», «Дружеский разговор о душевном мире» и др.) Сковорода оставил после себя литературные произведения, в частности, притчи, басни, стихотворения. Его философская религиозная мысль стала олицетворением подъема, наблюдавшегося в украинском обществе в конце XVIII в., во многом повлияла на дальнейшую русскую религиозную философию.

Биография из Википедии

Григо́рий Са́ввич Сковорода́ (рус. дореф. Григорій Саввичъ Сковорода, Григорій сынъ Саввы Сковорода, лат. Gregorius Sabbae filius Skovoroda, укр. Григорій Савич Сковорода; 22 ноября (3 декабря) 1722, местечко Чернухи, Киевская губерния, Российская империя - 29 октября (9 ноября) 1794, имение Ивановка, Харьковское наместничество, Российская империя) - русский и украинский странствующий философ, поэт, баснописец и педагог, внёсший значительный вклад в восточнославянскую культуру. Снискал славу первого самобытного философа Российской империи. Григорий Сковорода считается завершителем эпохи казацкого барокко и родоначальником русской религиозной философии. Произведения Григория Сковороды оказали существенное влияние на ряд русских мыслителей, в особенности на Владимира Эрна.

Григорий Сковорода приходится двоюродным прадедом другому русскому философу Владимиру Соловьёву.

Происхождение

Григорий Саввич Сковорода родился 22 ноября (3 декабря) 1722 года в окрестностях Полтавы в сотенном селе Чернухи Лубенского полка, входившем в черту Киевской губернии. Среди уроженцев Лубенского полка в ревизских книгах XVIII века также упоминаются Клим, Фёдор и Емельян Сковорода, очевидно, состоявшие с Григорием Сковородой в родстве. Григорий был вторым ребёнком в семье малоземельного казака Савки (Саввы) Сковороды и его жены Палажки (в девичестве - Пелагеи Степановны Шангиреевой).

Мать философа была дочерью Степана Шан-Гирея, потомка крещёного крымского татарина, служившего казаком в Каневском полку. Наказным полковником в Каневском полку в 1650-м году был назначен некий Иван Шан-Гирей. Род Шан-Гиреев имел некогда высокое положение в Крымском ханстве. Точных сведений об отце Степана Шан-Гирея не сохранилось. Согласно исследованиям, предположительно, он состоял в прямом родстве с Шан Шагин Гиреем, младшим братом хана Мухаммада Гирея III, правившего в Крымском ханстве в течение четырёх лет. Отец Шан Шагин Гирея и Мухаммада Гирея III служил наместником Ивана Грозного в Астрахани. Мухаммад Гирей III получил ханские бразды правления путём интриг против хана Джанбег-Гирея, утратившего власть. Однако Джанбег-Гирей сумел вернуть расположение Османов, приняв участие в персидской и польской войнах и оказав тем самым туркам большие услуги. Турция призвала Мухаммада Гирея III склониться перед Джанбег-Гиреем. Не желая утратить ханские регалии, Мухаммад Гирей III выступил против турок, призвав к себе в помощь запорожцев. Вместе с ним против Турции выступил и его брат Шан Шагин Гирей. Несмотря на успехи, в 1625 году Мухаммад Гирей III потерпел сокрушительное поражение от турок и вынужден был бежать вместе с родственниками к запорожцам. В 1629 году Мухаммад Гирей III погиб во время очередного налёта на Крымское ханство. Брат беглого хана - Шан Шагин Гирей - опасаясь возмездия со стороны Османов, был вынужден остаться с запорожцами и принять крещение. Попытки Шан Шагин Гирея возвратить Крымское ханство не увенчались успехом. Перейдя в православие, род Шан-Гиреев стал зваться Шангиреевым и породнился с казацкими старшинами Лизогубами. Впоследствии потомки Шан-Гиреев поступили на службу в Корсунский и Каневский полки. Брат деда Сковороды Степана Шан-Гирея - Фёдор Шан-Гирей - служил священником в Чернигове, впоследствии приобрёл большое имение и добивался дворянского звания.

О происхождении отца Сковороды сведения крайне скудны. По отцовской линии Григорий Саввич Сковорода был связан с казацким духовенством. Как полагают исследователи, Григорий Сковорода родился на входившем в село Чернухи хуторе Харсики. Ещё в двадцатом веке там проживали люди с фамилиями Сковорода, Сковородько и Сковороденко; в восемнадцатом веке в Харсиках располагался земельный надел, который предоставлялся в Чернухах лицам духовного звания. Согласно Густаву Гессу да Кальве, отец философа - Савва Сковорода - был в Чернухах сельским священником, что подкрепляет версию о том, что отчий дом философа мог находиться именно в Харсиках.

К духовенству также принадлежал двоюродный брат Григория Сковороды Иустин Зверяка, игумен Синянского монастыря в селе Писаревка Золочевского уезда Харьковского наместничества. Зверяка был человеком хорошо образованным, служил типографом в Киево-Печерской лавре. Из наследия Сковороды известно, что Зверяка читал труд Сковороды «Жена Лотова», однако, не счёл его достойным внимания. Как писал сам Сковорода: «Брат мой, <…> не мог чувствовать вкуса в Жене моей Лотовой».

Дом Саввы Сковороды в селе Чернухи глазами художника Константина Павлишина

Ранние годы

О ранних годах жизни Григория Сковороды достоверных сведений не сохранилось. Бытовала легенда, объясняющая страсть юного казака к учёности. По легенде, в отрочестве Григорий столкнулся с непониманием в семье; в шестнадцать лет Гриша покинул отчий дом, после того как отец рукоприкладством наказал его за то, что сын потерял в поле овцу. Более правдоподобной, однако, представляется версия, согласно которой сыновья - Григорий и Степан - отправились учиться по воле и наставлению отца, так как для малоземельного казачества настали не лучшие времена. Старший сын Саввы Сковороды - Степан - уехал в столицу ещё при жизни отца, а Григорий после его кончины.

Важно отметить, что в Санкт-Петербурге и в Москве у семьи Сковород-Шан-Гиреев уже проживали родственники. Известно, что Степан Сковорода много времени проводил в Санкт-Петербурге у родни. В 1738 году Степан отправился в город на Неве, «чтобы искать счастья в столице, где проживали его родственники Полтавцевы». Дядя по материнской линии Шангиреевых и двоюродный брат будущего философа Григория Сковороды - Игнатий Кириллович Полтавцев - был крупным вельможей и землевладельцем, служившим полковником Русской императорской армии. В царствование императрицы Елизаветы Петровны Полтавцев состоял в должности камер-фурьера и имел в Коломенском, в Керенском и в Шацком уездах шестьсот тридцать пожалованных душ. Дом Полтавцева и его семьи всегда был открыт для сыновей Саввы Сковороды. Д. И. Чижевский, в частности, выдвинул предположение, что именно благодаря усилиям и влиянию Игнатия Полтавцева Григорий Сковорода получил возможность стать придворным певчим в Санкт-Петербурге, а Степан Сковорода - получить начальное образование в Польше.

Первый период обучения в Киевской академии

Традиционно считается, что c осени 1738 года по лето 1741 года Григорий Сковорода учился в Киевской духовной академии, однако в списках учащихся его имя не сохранилось. Первый период обучения Сковороды в Академии восстановил в 1902 году Н. И. Петров, основываясь на сведениях о Самуиле Миславском и копии латинской книги «Об исхождении Св. Духа» Адама Зерникава, переписанной 35 студентами для Тимофея Щербацкого, среди которых был Сковорода. По мнению Л. Е. Махновца, Н. И. Петровым был допущен ряд неточностей в реконструкции протяжённости «первого малороссийского периода» Сковороды, которые впоследствии воспроизводит и развивает Д. И. Багалей. Согласно архивным исследованиям Л. Е. Махновца, Сковорода должен был проходить обучение в академии с 1734 по 1741, с 1744 по 1745 и с 1751 по 1753 годы, то есть получается, что Сковорода поступил в Академию в возрасте 12 лет, причём, исходя из этих расчётов, в Киевской академии юный Сковорода мог воочию увидеть молодого Михаила Ломоносова. Хотя большинство современных исследователей разделяют позицию Л. Е. Махновца, вопросов о первом периоде обучения в Академии больше, чем ответов, поэтому его периодизация по-прежнему остаётся дискуссионной.

Сковорода при дворе: Глухов, Москва, Петербург

Обучение, начатое в Академии, Сковорода не закончил. 7 сентября 1741 года Сковорода по настоянию Рафаила Заборовского прибыл в Глухов вместе с тремя музыкантами: Стефаном Тарнавским, Иваном Тимофеевым и Калеником Даниловым. Там он прошёл конкурсный отбор и был отправлен назначенным по приказанию обер-прокурора И. И. Бибикова уставщиком Гаврилой Матвеевым в придворную певческую капеллу в Санкт-Петербург. Будущий философ ехал в северную столицу через Москву, так как именно там проходили торжества по поводу коронации Елизаветы Петровны, взошедшей на престол 25 ноября 1741 года. В Санкт-Петербург Сковорода прибыл только в декабре 1742 года. В качестве придворного певчего Сковорода поселился в Придворной капелле близ Зимнего дворца. Его годовое жалование составляло 25 рублей, что по тем временам было большой суммой, при этом родители Сковороды освобождались от налогообложения.

Будучи певчим, Сковорода сблизился с фаворитом императрицы, графом Алексеем Разумовским, происходившим, как и Сковорода, из малоземельных днепровских казаков. С 1741 по 1744 год Григорий Сковорода проживает в Санкт-Петербурге и в Москве. В этот период он часто гостит в имениях Разумовских и Полтавцевых. Примечательно, что доверенным лицом в доме Разумовских был другой русский философ Григорий Теплов. Предположительно, Сковорода мог видеться с Тепловым на приёмах у Разумовских в период придворной службы с 1742 до 1743 года, пока Теплов не уехал вместе с Кириллом Разумовским в Тюбинген.

Возвращение в Киев, путешествие в Центральную Европу

В 1744 году Сковорода прибыл в составе свиты императрицы Елизаветы Петровны в Киев, там он получил увольнение с должности певчего в звании придворного уставщика, с тем чтобы продолжить обучение в Киевской духовной академии. Д. И. Багалей обнаружил в Харьковском историческом архиве ревизскую книгу за 1745 год, в которой числится «двор Пелагеи Сковородихи, чей сын (обретался) в певчих». Из записи в ревизской книге вытекает, что Саввы Сковороды к 1745 году не было в живых. Будучи в академии, Сковорода слушал лекции Георгия Конисского, Мануила Козачинского и др. В период обучения в академии большое влияние на Сковороду оказала фигура знаменитого киевского путешественника и паломника Василия Барского, вернувшегося под конец жизни в Киев.

Желая постранствовать по миру, Сковорода (по версии Густава Гесса де Кальве) притворился сумасшедшим, вследствие чего был исключён из бурсы. Вскоре, согласно Коваленскому, Сковорода отправился за границу в качестве церковника при генерал-майоре Фёдоре Степановиче Вишневском (сербском дворянине на русской службе, близком друге и сподвижнике графа А. Г. Разумовского) в составе русской миссии в Токай. Целью миссии была закупка токайских вин для императорского двора. Исследователи предполагают, что Ф. С. Вишневский взял Сковороду в качестве учителя для своего сына Г. Ф. Вишневского, отправившегося в Токай вместе с отцом. Против этой версии говорит тот факт, что Гаврила Вишневский был старше Сковороды: на момент токайской миссии ему исполнилось двадцать девять лет.

Считается, что за три года Сковорода побывал в Польше, Венгрии и Австрии. По данным Густава Гесса де Кальве, Сковорода также был в Пруссии и даже Италии. Достоверно известно только то, что Сковорода посетил окрестные земли близ Токая и побывал в Вене. Однако, основываясь на том, что Сковорода был в токайской миссии пять лет, а не два с половиной года, как полагали в начале двадцатого века А. В. Петров и Д. И. Багалей, Л. Е. Махновец вслед за П. Н. Поповым пришёл к выводу, что Сковорода и впрямь мог побывать в Италии и даже добраться до Рима. Основным аргументом в пользу правдивости сведений Густава Гесса де Кальве о поездке в Италию служит тот факт, что у Ф. С. Вишневского были знакомые во многих посольствах Западной Европы, а значит Сковорода мог воспользоваться связями генерал-майора. Кроме того, П. Н. Попов приводит реплику Лонгина из диалога Сковороды «Кольцо»: «Имеет обычай и Италия молотить волами». Из этой реплики П. Н. Попов и Л. Е. Махновец выводят косвенное свидетельство поездки Сковороды в Италию. Неопровержимых доказательств поездки Сковороды в Италию до сих пор представлено не было, поэтому вопрос поездки остаётся открытым.

Сковорода в Переяславском коллегиуме и в имении Степана Томары

В начале 1750 года Сковорода вернулся в Киев. По приглашению Никодима Скребницкого он написал для Переяславского коллегиума «Руководство о поэзии». Текст «Руководства» не сохранился, однако известно, что курс, составленный Сковородой, вызвал недовольство переяславского епископа. Он потребовал, чтобы Сковорода преподавал предмет «по старине», Сковорода с требованием не согласился и процитировал латинскую пословицу «Alia res sceptrum, alia plectrum» («Одно дело (архиерейский) жезл, другое - (пастушья) свирель»), что было расценено епископом Никодимом как непростительная дерзость и послужило поводом для увольнения Сковороды из Переяславского коллегиума при духовной семинарии в 1754 году.

В том же 1754 году, после увольнения, Григорий Сковорода стал домашним учителем четырнадцатилетнего дворянского юноши Васи Томары и проживал в имении отца мальчика в селе Коврай на реке Ковраец близ городка Золотоноша. Мальчик был сыном переяславского полковника Степана Ивановича Томары, имевшего греческие корни, и его жены Анны Васильевны Кочубей, дочери знаменитого генерального судьи Войска Запорожского Василия Леонтьевича Кочубея, получившего известность за донос на гетмана Ивана Степановича Мазепу. Оба - Сковорода и Томара - имели родственные связи с Лизогубами. По невыясненным обстоятельствам отношения Сковороды с семьёй Томары не сложились. М. И. Коваленский утверждал, что несмотря на достойную оплату, пан Стефан Томара, как звал себя полковник, стремился подчёркивать своё превосходство над философом, а жена Томары - Анна Васильевна - не считала Сковороду достойным наставником для сына. Как-то раз Сковорода, недовольный учеником Васей (сыном Томары), назвал его «свиной головой», мать ребёнка подняла скандал. В результате этого инцидента Григорий Сковорода покинул дом Томары до окончания контракта.

Сковорода в Москве и в Троице-Сергиевой лавре

Получив от старого приятеля из Москвы Алексея Сохи письмо с выражением поддержки, Григорий Сковорода в том же 1754 году решил отправиться в первопрестольный град вместе с проповедником Владимиром Калиграфом и будущим префектом Московской академии и епископом Вологодским Иваном Братановским. Известно, что Владимир Калиграф, получивший в Москве, как и Братановский, назначение префекта, вёз с собой труды Эразма Роттердамского и Лейбница. Вполне возможно, что в пути Сковорода ознакомился с этими сочинениями.

В Москве Сковорода прожил около года: с 1755 по 1756 год, точный срок пребывания в Москве неизвестен. Он нашёл приют в Троице-Сергиевой лавре, где сблизился с «многоучёным» настоятелем Кириллом Лящевецким. Как и Сковорода, Лящевецкий происходил из казаков и проходил в молодости обучение в Киевской духовной академии. Примечательно, что в Троице-Сергиевой лавре казначеем в это время был епископ Нижегородский и Алатырский Феофан Чарнуцкий, происходивший как и Сковорода из деревни Чернухи (также - Чарнухи, Чорнухи). Вероятно, это обстоятельство благоприятствовало пребыванию Сковороды в Троице-Сергиевой лавре, в которой он не только имел приют, но и пользовался библиотекой. В частности, греческие памятники из Троице-Сергиевой лавры заложили основу для написания Сковородой произведения «Сад божественных песней». Настоятель Кирилл Лящевецкий, отмечавший образованность философа, предлагал Сковороде остаться в Троице-Сергиевой лавре и занять в ней должность библиотекаря, но философ, желавший продолжить странствие, отказался от этого предложения. В дальнейшем Сковорода поддерживал с Кириллом Лящевецким дружескую переписку.

Возвращение в село Каврай

Возможно ещё будучи в Москве Сковорода получил известие о том, что пан Стефан Томара просит у философа прощения и приглашает его вернуться в Каврай, с тем чтобы продолжить обучение его сына Василия. Зная характер Томары, Сковорода ехать в Каврай не хотел. Однако Томара обратился к общим знакомым, чтобы убедить философа вернуться. Как отмечает в своём исследовании граф П. Бобринской: «Приятель, у которого он остановился, решается обманным путём везти его к Томаре в его село Каврай». По версии Л. Е. Махновца, чтоб везти Сковороду в Каврай, приятель, должно быть, напоил философа, который не был чужд выпить вино в компании, и ночью перевёз его спящего в село из Переяславля. В результате, оказавшись в селе, Сковорода принял повторное приглашение и ради мальчика остался в имении Томары, в котором прожил до 1758 года. Толком никому не известный мальчик Вася, обучавшийся Сковородой, вошёл впоследствии в историю как сенатор и действительный тайный советник Василий Степанович Томара, проявивший себя как видный русский дипломат в Турции и на Кавказе. Василий Томара также сформировался как самобытный мыслитель. Философские воззрения Василия Томары, отчётливо перекликающиеся с духовными размышлениями Сковороды, нашли отражение в воспоминаниях Жозефа де Местра о дипломате.

Сковорода в Харьковском коллегиуме

Здание Харьковского коллегиума (1721-1840).
Ок. 1810-х гг. Рисунок современника

Первый харьковский период

В 1759 году Сковорода получил приглашение от архиерея Иоасафа (Горленко) и прибыл в Слободскую губернию для ведения преподавательской деятельности в Харьковском коллегиуме. После окончания учебного года (1759-1760) Сковорода не захотел принять монашеский постриг, оставил коллегиум и около двух лет жил в селе Старица близ Белгорода. О годах жизни философа, проведённых в селе Старица, а также в Белгороде, практически ничего неизвестно.

Второй харьковский период

Где-то весной 1762 года Григорию Сковороде представилась возможность познакомиться в Белгороде с харьковским студентом-богословом Михаилом Ивановичем Коваленским, который с тех пор становится его ближайшим учеником и другом. Ради этого юноши философ снова возвращается в Харьковский коллегиум: с сентября 1762 по июнь 1764 года он читает курс греческого языка. В этот период вокруг Сковороды формируется целый круг учеников и сподвижников, причём этот круг по преимуществу формировался из детей священнослужителей, которые ко всему прочему были друзьями Михаила Коваленского, либо состояли с ним в родстве. В качестве исключения из правила можно упомянуть Ивана Афанасьевича Панкова, уроженца Воронежской губернии, сына смотрителя города Острогожска, с которым Сковорода также дружил. Братья Михаил и Григорий Коваленские встречались со Сковородой не только на лекциях, но и в доме у своего дяди - также преподавателя Харьковского коллегиума, протоиерея Петра Коваленского. Тем временем, по смерти архиерея Иоасафа Горленко новым архиереем становится Порфирий (Крайский). И сам Сковорода, и новый префект коллегиума протоиерей Михаил (Шванский), и новый ректор Иов (Базилевич) не пользовались благосклонностью Порфирия. В результате, после окончания 1763-1764 учебного года Сковорода снова вынужден был покинуть учебное заведение.

Третий харьковский период

Спустя несколько лет Сковорода сближается с харьковским губернатором Евдокимом Алексеевичем Щербининым. В 1768 году Сковорода (по инициативе Щербинина) вновь возвращается в Коллегиум: Евдоким Щербинин своим приказом назначил его на должность преподавателя катехизиса. Однако новый белгородский и обоянский епископ митрополит Самуил был недоволен тем, что катехизис читает светский человек, и критически оценив курс философа, весной 1769 года уволил его. Сковорода отстраняется от преподавания (уже в третий раз), после чего к преподавательской деятельности не возвращается.

Годы странствий

В последующие годы Григорий Сковорода по большей части вёл жизнь странствующего философа-богослова, скитаясь по Малороссии, Приазовью, по Слободской, Воронежской, Орловской и Курской губерниям. Также известно, что Сковорода побывал в Области Войска Донского в Ростове у родственников Коваленского.

Сковорода в слободских городах и сёлах

Харьков и окрестные места

В 1774 году Григорий Сковорода оканчивает в имении Евдокима Щербинина в селе Бабаи «Басни харьковские» и посвящает их станционному смотрителю города Острогожска Афанасию Фёдоровичу Панкову. Афанасий Панков также появляется в Диалогах Сковороды как заядлый спорщик «Афанасий». Важно отметить, что сын Афанасия Панкова Иван был в числе студентов, слушавших лекции Сковороды в Харьковском коллегиуме. Благодаря переписке известно, что в том же 1774 году Сковорода жил у сотника Алексея Ивановича Авксентиева в Лисках. По всей видимости, Сковорода дружил не только с сотником, но и с другими членами семьи Авксентиевых. В одном из писем к священнику Якову Петровичу Правицкому из Бабаев Сковорода в 1786 году написал: «Целуйте такожде духовную матерь мою, игумению Марфу. Писать обленился к ней». Марфа Авксентиева была служительницей Вознесенского монастыря в пятнадцати верстах от Харькова.

В числе друзей Сковороды было также много видных харьковских купцов. Среди них отдельного упоминания заслуживают Егор Егорович Урюпин («правая рука» Василия Назаровича Каразина), Артём Дорофеевич Карпов, Иван Иванович Ермолов, Степан Никитич Курдюмов и др. Все они принимали непосредственное участие в учреждении Харьковского университета. О некоторых из харьковских друзей Сковороды, по всей видимости принадлежавших к купечеству, известны только фамилии: Рощин, Дубравин и др. Также Сковорода находился в близких отношениях с харьковскими дворянами, в частности, с вахмистром Ильёй Ивановичем Мечниковым, владевшим окрестностями Купянска. У него Сковорода часто останавливался погостить. Воспоминания о Сковороде вахмистра, а также его сына Евграфа Ильича Мечникова (предка знаменитых учёных Ильи Ильича и Льва Ильича Мечниковых) легли в основу биографии Сковороды, составленной Густавом Гессом де Кальве, женившимся на дочери вахмистра Серафиме.

Воронеж и окрестные места

В Воронежской губернии Сковорода проводил много времени, в особенности в 70-е годы. Там проживали его близкие друзья, помещики Тевяшовы, у которых Сковорода часто гостил. «В гостеприимном острогожском доме (Тевяшовых) странник отогревался душой и телом». Диалог «Кольцо» и следом за ним «Алфавит, или букварь мира» Сковорода в 1775 году посвятил «Милостивому государю Владимиру Степановичу, его благородию Тевяшову». В 1776 году Григорий Саввич заканчивает в Острогожске «Икону Алкивиадскую» и адресует её отцу Владимира - Степану Ивановичу Тевяшову. Ему же посвящён переведенный Сковородою с латинского диалог Цицерона «О старости». В Острогожске также жил близкий друг философа, художник Яков Иванович Долганский: в Диалогах Сковороды он фигурирует под именем «Яков». В переписке Сковороды сохранилось множество свидетельств его дружеских связей с целым рядом слободских художников, в частности, Сковорода поддерживал близкие отношения с художником Семёном Никифоровичем Дятловым, автором акварельных рисунков к его труду «Алфавит, или Букварь Мира». Дятлову Сковорода посвятил притчу «Благодарный Еродий».

Сковорода в Таганроге

В 1781 году Сковорода едет в Таганрог к брату своего ученика Михаила - Григорию Ивановичу Коваленскому, который, в бытность учащимся в Харьковском коллегиуме, слушал вместе с Михаилом курс Сковороды о катехизисе. В Таганроге также жил друг и ученик Сковороды Алексей Базилевич, сокурсник Коваленских.Как отмечает де Кальве, поездка Сковороды в Таганрог продлилась в общей сложности около года. О пребывании Сковороды в городе свидетельствует сохранившаяся переписка с друзьями, которую философ вёл, проживая у Григория Коваленского. Из биографии, составленной де Кальве, следует, что Григорий Коваленский организовал по приезде Сковороды большой приём, на который были приглашены знатные вельможи. Однако Сковорода, проведав об этом, укрылся в телеге и не вошёл в дом до тех пор, пока гости не разошлись. Достоверно известно, что он останавливался в собственном доме Г. И. Коваленского на улице Елизаветинской (ныне Р. Люксембург). Историки Таганрога отмечают, что Сковорода не мог попасть в Таганрог мимо имения Ряженое, тем более, что Григорий Коваленский местом своего постоянного жительства избрал именно его. Среди корреспондентов Григория Сковороды в этот период, в частности, фигурирует харьковский купец Степан Никитич Курдюмов. Переписка философа с Курдюмовым сохранилась в архиве семьи купца.

В 1787 году Сковорода заканчивает притчу «Благодарный Еродий» и посвящает её Дятлову, в том же году он пишет притчу «Убогий жаворонок» и посвящает её купянскому помещику Фёдору Ивановичу Дискому.

В 1790 году Сковорода заканчивает перевод с греческого «Книжечки о спокойствии души» Плутарха и посвящает её старому умирающему другу, секунд-майору Якову Михайловичу Донцу-Захаржевскому, предводителю харьковского дворянства, происходившему из казацкой старшины Донского и Запорожского Войск.

Как показал И. И. Срезневский, Сковорода в эти годы стал окончательно расходиться в своих суждениях с догматами церкви. Белгородский протоиерей Иван Трофимович Савченков, находившийся в дружеской переписке с философом, с сожалением высказывался о том, что Сковорода в старости не признавал ни постов, ни обрядов, называя их «хвостами», которые надобно отсечь.

Сковорода в Курске и в слободских местах

В 1790-х годах Сковорода сблизился с архимандритом Знаменского монастыря Амвросием. В 1791 году Сковорода уезжает в село Ивановка. Там он посвящает своему ученику Михаилу Коваленскому свой последний философский диалог «Потоп Змиин», который он, по-видимому, написал ещё в конце восьмидесятых годов, а также готовит труды, чтоб передать их перед смертью любимому ученику. Весь 1792 год Сковорода проводит под Купянском в селе Гусинка.

Сковорода в Орле

В 1793 году уже в преклонном возрасте Сковорода собирается передать перед смертью все рукописи любимому ученику Михаилу Коваленскому, проживавшему в Орловской губернии. Известно, что Сковорода ехать в Орёл не хотел, так как очень не любил промозглую погоду и боялся, что найдёт смерть по дороге, не успев вернуться. Лощиц предположил, что Сковорода, по-видимому, стремился повторить путь Василия Барского, вернувшегося под конец жизни после продолжительных странствий в Киев, чтобы встретить в родном городе конец. Будучи студентом, Сковорода присутствовал на похоронах Василия Барского, чей жизненный путь предопределил его собственный образ жизни. Несмотря на слабость и преклонный возраст, Сковорода отправился в Орловскую губернию. Добравшись до Хотетова, Сковорода в августе 1794 года останавливается у Михаила Коваленского в его имении и передаёт ему все свои рукописи. Попрощавшись с любимым учеником, Сковорода отправился обратно на юг.

Кончина

Сковорода умер 29 октября (9 ноября) 1794 года в доме дворянина, колежского советника Андрея Ивановича Ковалевского, отчима Каразина, в селе Ивановка Харьковской губернии на пути в Киев. По другой версии, изложенной Коваленским, Сковорода не собирался возвращаться в Малороссию, а хотел умереть в Слободском крае, что и произошло. Незадолго до смерти в селе Ивановка был закончен последний прижизненный портрет Сковороды кисти харьковского художника Лукъянова. Оригинал портрета был утрачен, однако сохранилась копия, находившаяся в коллекции В. С. Александрова. С оригинала портрета Лукъянова, или с одной из его копий, была выполнена гравюра Петра Алексеевича Мещерякова. Портрет из коллекции Александрова и гравюра, выполненная Мещеряковым, легли в основу гравюры по дереву, выполненной в Петербурге В. В. Матэ после смерти философа.

По смерти Андрея Ковалевского имение Ивановка приобрёл Козьма Никитич Кузин, и, как сообщает Каразин, он решил позаботиться о том, чтобы над могилой Сковороды в Ивановке появился достойный философа памятник. Сохранились упоминания о том, что когда Сковорода почувствовал приближение смерти, он помылся, оделся в чистую одежду, лёг и умер. На своей могиле философ завещал написать: «Мир ловил меня, но не поймал». По замыслу Кузина, эти слова должны были быть выбиты на надгробии. Г. П. Данилевский, однако, с сожалением писал о том, что памятник в имении Кузиных, если таковой был создан, не сохранился.

Воззрения

Общая характеристика

Образцом для своего богословия Сковорода считал александрийскую школу, а также особо почитал Сенеку и Марка Аврелия .

В своей философии Сковорода был близок к пантеизму, поскольку подобно Спинозе отождествлял Бога («Высочайшее Существо») и «всеобщую мати нашу натуру». При этом натура определяется как «римское слово» синоним слов природа или естество, которое во всей своей целокупности также может быть названо миром. При этом мир этот безначален, и символом его может быть назван змей, «в коло свитым, свой хвост своими жь держащим зубами». Причём Змей и Бог есть одно («змій есть, знай же, что он же и Бог есть»). Эта природа порождает охоту (ражженіе, склонность и движеніе ), а охота - труд.

Весьма терпимо Сковорода относился к язычеству, видя в нём подготовку человеческого рода к принятию христианства («Языческіе кумырницы или капища суть то ж храмы Христова ученія и школы»). По отношению к религии предлагал средний путь между «курганами буйнаго безбожія» и «подлыми болотами рабострастнаго суевѣрія».

Мироздание он видел состоящим из трёх миров - макрокосма (вселенная), микрокосма (человек) и некоего «симболичного мира», связующего большой и малый миры, идеально их в себе отражающего (например, с помощью священных текстов вроде Библии). Каждый из этих миров состоит из «двух естеств» - видимой (тварной) и невидимой (Божественной), материи и формы, «сирЂчь плоть и дух»

Сковорода уделял значительное внимание не только христианской традиции в философии, но и античному наследию, в частности идеям платонизма и стоицизма. Исследователи находят в его философии черты как мистицизма, так и рационализма. Г. С. Сковороду нередко называют первым философом Российской империи. За свой необычный образ жизни, а также из-за того, что большинство своих философских сочинений Сковорода написал в диалогической форме, он получил также прозвание «русского Сократа».

А. Ф. Лосев из оригинальных идей Сковороды выделял его учение о сердце, мистический символизм в учении о трёх мирах и представление о двух сущностях мира, видимой и невидимой.

Проблема человека

В трудах Г. С. Сковороды центральное место занимает проблема самопознания, которая неминуемо сводится у философа к вопросу о природе человеческого существа. В соответствии с сентенцией о человеке, что является «мерой всех вещей» (тезис Протагора), Сковорода приходит к мысли о том, что человек является началом и концом всякого философствования. «Однако человек, который есть начало и конец всего, всякой мысли и философствования, - это вовсе не физический или вообще эмпирический человек, а человек внутренний, вечный, бессмертный и Божественный ». Чтобы прийти к пониманию себя как внутреннего человека, необходимо пройти трудный путь, исполненный «страданий и борений». В случае Сковороды этот путь сопряжён с отказом от абстрактного мышления, отказом от инструментов познания мира внешнего. Место эмпирического познания, таким образом, должно быть заполнено миром образно-символического, где символика должна быть «сродной» внутренней жизни и вечному смыслу бытия. Такую символику, как христианский мыслитель, Сковорода усматривает в Библии. Через текст Священного писания человеческая мысль «превращается в око Бога Всевышнего». Библейский символизм Григорий Саввич называет «следами Бога». Ступая по ним, человек приходит к познанию себя как человека внутреннего, где «истинный человек и Бог есть тожде». Опыт самопознания Сковороды, таким образом, оказывается по своему духу необычайно близким рейнской мистике (Майстер Экхарт, Дитрих из Фрейберга и др.) и немецкой теософии эпохи Реформации (прежде всего, Якоб Бёме, Ангел Силезский и др.), проникнувшей в Русское царство в XVII веке через Немецкую слободу и получившей своё первое оригинальное воплощение на православной почве в кругу «вольнодумца» Дмитрия Тверитинова.

Учение о трёх мирах

Согласно Сковороде, всё сущее состоит из трёх миров:

«Первый есть всеобщий мир обитательный, где всё рождённое обитает. Сей составлен из бесчисленных мир-миров и есть великий мир. Другие два суть частные и малые миры. Первый - микрокосм, то есть мирик, мирок, или человек. Второй есть символический мир, иначе Библия»

Учение о двух натурах и двух сердцах

Учение о сродности

Особое место в учении Сковороды занимала проблема «сродности», то есть следования человека своей природе. Познавшие сродность составляют, по Сковороде, «плодоносный сад», гармоничное сообщество людей, соединённых между собой как «части часовой машины» причастностью к «сродному труду» (сродность к медицине, живописи, архитектуре, хлебопашеству, воинству, богословию и т. п.). В учении о сродности и несродности Сковорода переосмысливает в христианском духе некоторые идеи античной философии: человек - мера всех вещей (Протагор); восхождение человека к прекрасному (эрос у Платона); жизнь в согласии с природой (стоики). Своя «сродность» или (как ещё пишет Сковорода) своя «стать» есть у каждого человека. Учение о сродности оказало влияние на славянофилов.

Проблема поиска истины

Оригинальный философский труд представляет поэтическое произведение Сковороды «Разговор о премудрости». В нём философ описывает диалог между человеком, страждущим снискать истину, и Софией. София следующим образом описывает себя:

У греков звалась я София в древний век,
А мудростью зовёт всяк русский человек,
Но римлянин меня Минервою назвал,
А христианин добр Христом мне имя дал.

Ей сто имён. Она,
Однак, у россиян есть бестолковщина.

По ходу диалога человек начинает провоцировать Софию глупыми вопросами про китайцев, отчего София обвиняет его во лжи и глупости. Человек же обвиняет саму Софию во вранье, тем самым возникает подозрение в том, что это её сестра. Таким образом, читатель, полагавший вначале, что диалог разворачивается между человеком и Софией, в конце не может понять, кто перед ним: была ли то с самого начала София, или же её в диалоге не было вовсе. Так Григорий Сковорода раскрывает ускользающую природу безначальной истины, поиск который упирается в познание самого себя, так как если перед человеком и впрямь предстала София, то не её ли сестра сподвигла человека разувериться во встрече с истиной. Диалог о премудрости Сковороды представляет особый интерес в контексте истории русской философии, так как он предвещает Софиологию двоюродного правнука Сковороды - Владимира Соловьёва.

Герменевтика Г. С. Сковороды

Язык Г. С. Сковороды

Язык произведений Григория Саввича Сковороды представляет проблемное поле, затрагивающее вопросы как филологического, так и философского характера. Специфика языка Сковороды отмечалась уже его учеником Коваленским. Так М. И. Коваленский утверждал, что Сковорода писал «на российском, латинском и эллинском языке », хотя иногда употреблял «малороссийское наречие».

Тот факт, что Григорий Сковорода писал все свои основные труды по-русски, вызвал большое негодование среди украинофилов на рубеже XIX-XX веков, в частности, у ряда украинских писателей. Язык Сковороды вызывал неприкрытое раздражение у поэта Тараса Шевченко, с негодованием писавшего, что Сковороду «збила з пливу латинь, а потім московщина». Другой украинский писатель Иван Нечуй-Левицкий, в целом относившийся к русскому языку резко негативно, с огорчением писал, что своеобразие языка Сковороды объясняется тем, что книжный язык был «поглощён» Ломоносовым - «мова вже була загарбана» - «и возвращался на Украину в великорусских цветах». В то же время, церковный язык ещё не перевёлся. Сковорода также не мог отказаться и от родного народного языка. Всё эти ответвления, по мнению писателя, «Сковорода смешивал в кучу, временами в удивительных языковых композициях, чудных, рябых и в целом тёмных». Самого Сковороду Левицкий называл «несколько чудаковатым».

Известный украинист, эмигрант второй волны Ю. В. Шевелёв, проведя филологический анализ ряда ключевых сочинений Григория Сковороды, пришёл к выводу, что Сковорода в своих произведениях придерживался разновидности русского языка, хоть и отличной от литературного языка Москвы и Санкт-Петербурга. По мнению Ю. В. Шевелёва, своеобразие языка Григория Сковороды отражает, прежде всего, диалектные особенности русского языка, характерные для образованного сословия Слободского края. Обилие церковнославянизмов русского извода («Russian Church Slavonicisms») в произведениях Сковороды Ю. В. Шевелёв объясняет жанровыми особенностями трудов философа, тяготевшего к стилю барокко. Ю. В. Шевелёв констатирует, что, «отбросив очки романтизма и популизма», язык Сковороды нужно рассматривать как разновидность русского языка с элементами церковнославянской и народной лексики. В. М. Живов пришёл к выводу, что Сковорода находился на пути «сведения русского и церковнославянского воедино ». К схожему заключению приходят Л. А. Софронова, О. В. Марченко, Л. В. Ушкалов и другие исследователи. Проведя филологический анализ всего корпуса сочинений Сковороды, Людмила Софронова пришла к выводу, что основными «рабочими языками» Сковороды были церковнославянский язык русского извода, русский разговорный язык и находившийся в становлении русский литературный язык. Как показала Л. А. Софронова, Сковорода не просто обращался к языковым возможностям церковнославянского и русского языков, но раскрывал их культурные функции: прежде всего, через призму оппозиции сакральное /светское .

Так, «ветхославенский» (церковнославянский язык по терминологии философа) - язык сакральный. Сковорода обращается к нему всякий раз, когда цитирует Библию. По мнению Л. А. Софроновой, философ любил использовать в собственных рассуждениях о Священном Писании риторический ход imitatio , как бы подражая Писанию: в этих случаях он переходил на церковнославянский язык. Иногда, впрочем, Сковорода обращается к церковнославянской лексике и в эпистолярных трудах. Наряду с церковнославянским, философ часто обращается в своих толкованиях Писания к русскому литературному языку, который содержал в себе множество церковнославянизмов. В. М. Живов отмечает, что «новый русский литературный язык мог с равным успехом черпать и из русского, и из церковнославянского источника ». Таким образом, переход с языка на язык в произведениях Сковороды был естественным. Русский язык для Сковороды - это, прежде всего, язык проповеди, которую и не следует произносить высоким стилем: «используя русский язык, (Сковорода) стремится приблизить священный текст к читателю ». Для стилистических перебивок Сковорода также использовал русский разговорный язык. Церковнославянский, русский (разговорный и литературный, находившийся в становлении) языки органично переплетались в произведениях Сковороды, посвящённых вопросам толкования Священного Писания. «Специфика употребления церковнославянского и русского языков состоит в том, что они являются взаимодействующими величинами ».

Отмечая своеобразие языка Сковороды Ю. М. Лощиц пишет: «Сегодня язык, на котором Григорий Сковорода писал свои стихи, басни и прозаические диалоги, нуждается не просто в снисхождении, но и в самой решительной реабилитации. Сковорода-писатель прекрасно чувствовал себя в современной ему языковой стихии, она его нисколько не смущала и не служила помехой для его самовыражения. Переведи мы все его творения на современный русский или современный украинский, и сколько обнаружится невозместимых потерь!»

Помимо этого, Сковорода часто прибегал к латинскому языку. Латынь для Сковороды - это прежде всего эпистолярный язык, язык светской учёности, язык басен, поэзии и философии. Иногда Сковорода переходит на латынь в ремарках. В рассуждениях, касающихся вопросов толкования Священного Писания, Сковорода его не применял.

Греческий язык в произведениях Сковороды часто используется для истолкования исторических анекдотов. Сковорода рассматривает его как язык совершенного искусства и философии, язык Гомера и Сократа. В отличие, к примеру, от А. А. Барсова, Сковорода редко обращается к нему для истолкования Библии. Сковорода также уделял внимание греческому языку в эпистолярных трудах, о чём свидетельствует его переписка с Михаилом Коваленским.

Как элементы барочной культуры в ключевых произведениях Сковороды в качестве перебивок также появляются латынь, древнегреческий, древнееврейский, немецкий, польский и даже венгерский языки.

Оценки и рецепция Г. С. Сковороды

В Российской империи

Оценки культурного значения Г. С. Сковороды крайне полярны. О. В. Марченко пишет: «Личность Сковороды постепенно становиласьобразом, символом, к которому притягивались, вокруг которого кристаллизовались и причудливо выстраивались разнообразные идеологические проекты». В Российской империи одни авторы были склонны видеть в нём значительную фигуру для отечественной культуры (В. Ф. Эрн, В. В. Зеньковский, Д. И. Багалей и др. - в их произведениях Сковорода предстаёт как «достойный для сердец пример», «первый русский религиозный философ», «первый самобытный мыслитель Руси», «завершитель эпохи казацкого барокко в литературе» и т. д.); другие, напротив, исходили из того, что значение Сковороды незаслуженно преувеличено и искусственно раздуто на волне национального патриотизма (В. В. Крестовский, Г. Г. Шпет, Э. Л. Радлов и др.). В. В. Крестовский резко отзывался о наследии философа, называя произведения Сковороды «семинарским тупоумием, схоластической ерундой и бурсацкой мертвечиной». Э. Л. Радлов писал беспристрастно: «Большого влияния Сковорода на развитие философии не имел; он оставил после себя лишь кружок поклонников, но не создал школы». Критическая позиция Радлова не была лишена оснований. В период расцвета Российской империи интерес к произведениям Г. С. Сковороды изначально проявляли только московские мартинисты, находившиеся в близких отношениях с учениками философа - Томарой и Коваленским: так через Томару философия Сковороды проникла в труды Жозефа де Местра, а через Коваленского - состоялось знакомство с трудами Сковороды Лабзина, Жихарева и Хомякова. Москвичи также знакомились с творчеством Сковороды благодаря его другу Ф. И. Дискому, предлагавшему в 1817 году свои услуги по разъяснению сочинений Сковороды в «Московских ведомостях». В письме 1829 года императору Николаю I Ю. Н. Бартенев, с большим пиететом относившийся к мистической литературе мартинистов, писал о жизнеописании: «известного Сковороды, который был украшением века августейшей твоей бабки и венценосного родителя твоего, который в мудрой Екатерине видел Северную Минерву, и которую сей единственно-национальный философ Русский научал любить и благоговеть пред гениальностию мудрой монархини».

Сковорода был особенно любим среди русских вельмож по нескольким причинам: он не только был одним из видных придворных подданных, прославивших Россию в своих произведениях и воспитавших целую плеяду русских государственных деятелей (Коваленский, Вишневский, Томара), но и стал, наряду с Георгием Конисским, одним из ярких сторонников малороссийской идентичности и служения Малой и Великой России под общим монаршим началом, что не мешало Сковороде быть противником крепостного права. Это обстоятельство привлекало интерес к наследию Сковороды среди русских вельмож и вызывало глубокое негодование у украинофилов. В повести «Близнецы» Тарас Шевченко гневно охарактеризовал Сковороду: «Мне кажется, никто так внимательно не изучал бестолковых произведений философа Сковороды, как князь Шаховской. В малороссийских произведениях почтеннейшего князя со всеми подробностями отразился идиот Сковорода. А почтеннейшая публика видит в этих калеках настоящих малороссиян. Бедные земляки мои!..» Русский писатель Николай Гоголь , напротив, относился к наследию Григория Сковороды с одобрением.

Большой вклад в популяризацию фигуры Сковороды внесли его первые биографы: прежде всего, ученик Михаил Коваленский (автор первого очерка о Сковороде «Жизнь Григория Сковороды. Писана 1794 года в древнем вкусе»). Очерк произвёл сильное впечатление на графа Льва Толстого. Другой видный биограф - Густав Гесс де Кальве - со Сковородой его связал брак с Серафимой Мечниковой, чей отец был близким другом малороссийского философа. Оба биографа - Коваленский и Гесс де Кальве - в красках описали жизнь философа. В меньшей степени на восприятие наследия Сковороды оказали влияние биографические очерки, составленные «обрусевшим швейцарцем» Иваном Вернетом, знавшим Сковороду лично, и Иваном Снегирёвым, опиравшимся на очерк Вернета. Тем не менее, особо ценны воспоминания Вернета о Сковороде как личности: его характере и манере вести спор. Наряду с упомянутыми биографами, особую роль в распространении идей философа сыграл видный молдавский писатель Александр Хиждеу, впервые назвавший Сковороду «русским Сократом», ссылаясь на не сохранившийся до настоящего времени труд философа «Софросина, сиречь, толкование на вопрос, „что нам нужно есть“ и на ответ „Сократа!“» .

Первым крупным обзорным исследованием, в котором рассматривалось значение жизни и наследия Сковороды, а также его влияние на философию и литературу, по праву считается издание сочинений философа, предпринятое Дмитрием Ивановичем Багалеем к 100-летию со дня смерти малороссийского мудреца. Багалей провёл обстоятельное исследование и, фактически, описал в своих произведениях все наиболее значимые труды, посвящённые жизни и философии Григория Саввича Сковороды, существовавшие на тот момент. К числу наиболее значительных исследований жизни и творчества Сковороды Багалей отнёс работы И. М. Снегирёва, И. И. Срезневского, Н. Ф. Сумцова, А. Я. Ефименко, Ф. А. Зеленогорского и В. И. Срезневского. Особенной похвалы Багалея удостоился труд о Сковороде Владимира Францевича Эрна. Багалей не был склонен преувеличивать значение философских трудов Сковороды и прямо писал, что его жизнь представляет интерес гораздо больший, нежели его произведения. «Общий смысл жизни Сковороды, - пишет исследователь, - вполне сходится с его учением» и в этом состоит его ценность. К числу оригинальных идей своего исследования сам Д. И. Багалей относил сравнительный анализ жизни Сковороды и графа Льва Николаевича Толстого.

Особое внимание следует обратить на то, что в Российской империи Сковорода причислялся как к русским, так и к украинским мыслителям, причём обе характеристики рассматривались не как взаимоисключающие, а как взаимодополняющие и уточняющие. Священник Н. Стеллецкий, к примеру, использовал обе характеристики в своей работе 1894 года. Это обстоятельство объясняется многозначностью обеих характеристик в дореволюционной России. Сковорода мог свободно причисляться к русским философам в силу подданства, языка произведений и этнической принадлежности: последняя признавалась в силу господства концепции триединого русского народа, предпосылки которой проклёвывались уже у самого Григория Саввича Сковороды, а также у его учителя Георгия Конисского, ратовавшего за воссоединение древнерусских земель «мужицких и литвинских» под властью русского царя. Д. И. Багалей даже писал, что в ряде своих высказываний Сковорода «выступает русским националистом». Связь национального и религиозного сознания Сковороды, по-видимому, была в полной мере раскрыта в не дошедших до нас произведениях философа, озаглавленных как «Книжечка о любви до своих, нареченная Ольга православная» и «Симфония о народе» . В то же самое время Сковорода мог рассматриваться как украинский мыслитель: во-первых, в силу происхождения, во-вторых, в виду основного места проживания, так как большую часть времени Сковорода проводил в Слободской губернии. Слободская губерния была утверждена на земле, где в XVII веке располагалась засечная черта слободских казацких полков Русского царства. В народе земля называлась слобожанщиной, слободской украйной, засечной чертой, граничной землёй, украйной или окраиной. Топоним слободская украйна нашёл отражение в административно-территориальном делении Российской империи: губерния при Евдокиме Щербинине стала называться в официальных документах Слободской Украинской (безотносительно этнического состава губернии). В силу данного обстоятельства историк Н. И. Петров, к примеру, выделял «малороссийский» и «украинский» периоды Сковороды, опираясь на административно-территориальное деление России. М. В. Безобразова сравнивая Г. Н. Теплова и Г. С. Сковороду утверждает, что Теплов «одинаково малоросс» со Сковородой (при том что Теплов был коренным уроженцем Пскова). В исследовании Безобразова подразумевает, что Теплов жил в Малороссии и служил в гетманской канцелярии. Не менее примечательно известное высказывание самого Сковороды на этот счёт: философ называл Малороссию, то есть Киевскую губернию, «матерью», а Украйну, то есть Слободскую губернию - «тёткой». Таким образом, указание как на украинскую, так и на русскую идентичность в произведениях Сковороды и в исследовательской литературе Российской империи, посвящённой философу, не находилось в прямой зависимости от этнического происхождения и лишь частично могло быть связано с культурной самоидентификацией философа и его любовью к «малой родине». В действительности указание на обе формы идентичности могло быть продиктовано различными факторами, одним из которых было административно-территориальное деление страны.

В трудах эмигрантов из России и Австро-Венгрии

Особое место в истории изучения наследия Григория Сковороды занимает эмигрантская литература, возникшая на волне радикальных изменений в европейской национальной политике, приведших к кризису монархического строя на континенте. В ходе гражданской войны 1917-1923 годов, а также по её итогам, Россию были вынуждены покинуть как сторонники белого монархического движения, так и многих революционных движений, не получивших одобрения и поддержки со стороны новой «красной власти». В то же время в Австро-Венгерской империи, распавшейся в силу поражения в войне, революционные брожения отразились на положении галичан, многие из которых оказались в опале и бежали - в зависимости от политических предпочтений и национальной идентичности - кто на запад, кто на восток. Эмиграция интеллектуалов из повергнутых в крах империй отразилась, в частности, на формировании новых парадигм исследований философии, в том числе Г. С. Сковороды. В силу радикальных изменений национальной политики старых империй в период военного противостояния, а также трансформации смыслов прежних этнонимов и топонимов и изменений в геополитической карте Европы по итогам Великой войны, в трудах эмигрантов из бывших империй сформировались, применительно к наследию Сковороды, две парадигмы политических антагонистов: консервативно-монархическая «русская», также известная как «малорусская» (В. В. Зеньковский, П. А. Бобринской) и национально-центристская «украинская» (Д. И. Чижевский, И. Мирчук). Данное разделение, однако, было в известной степени условным, так как, например, Зеньковский и Чижевский читали труды друг друга и были знакомы лично. Д. И. Чижевский, хоть и был первым историографом украинской философии, тем не менее, в равной степени ощущал свою связь с русской белой эмиграцией и поддерживал с ней крайне тёплые отношения. Даже книгу о Сковороде Чижевский планировал опубликовать в Русском обществе в Белграде.

Примечательно, что «украинская» концепция получила широкую поддержку в период подъёма Польского государства, преимущественно во Львове и в Варшаве при Юзефе Пилсудском и получила дальнейшее интеллектуальное развитие в трудах эмигрантов из Польши, работавших в Украинском свободном университете сначала в Праге, затем в Мюнхене, а затем в канадской школе украинистики. При этом сторонники обоих «философских лагерей» были идеологически и политически ангажированы в своих исследованиях. Так утверждение украинской парадигмы требовало пересмотра всей интеллектуальной истории Восточной Европы. А. В. Малинов в этой связи пишет: «Д. И. Чижевский, пытаясь составить историю украинской философии, был вынужден непомерно возвеличить значение Сковороды как мыслителя. С одной стороны, он пытался проследить связь его воззрений с традицией немецкого мистицизма, а с другой, ещё более сомнительную связь антиномизма метода его произведений с немецкой идеалистической философией. Впрочем, то обстоятельство, что Сковорода был современником Канта , ещё не делает его кантианцем». Об этом же пишет русский эмигрант Б. В. Яковенко: «Первый по-настоящему русский философ и современник Канта Сковорода, кажется вплоть до своей смерти, не имел никакого представления о великом господствующем философе, да и полностью оставил без внимания его учение». С другой стороны, отмечает А. В. Малинов, бросается в глаза, как В. В. Зеньковский «пытался представить такую эволюцию философских идей русских мыслителей, в которой бы решающую роль играли их религиозные взгляды».

Показательно, что труд В. В. Зеньковского вызвал критику не только со стороны сторонников украинофильского движения, таких как Д. И. Чижевский, но и со стороны русофилов, например, Г. В. Флоровского. В письме Д. И. Чижевскому отец Георгий Флоровский, будучи экуменистом, критиковал В. В. Зеньковского за попытки усмотреть в православии особый русский путь, отличный от западноевропейского. Отец Г. В. Флоровский воспринимал разрыв между «греко-русским» и «романо-германским» мирами как общеевропейскую трагедию и полагал, что противопоставлять Россию Европе в культурном отношении неуместно. Флоровский писал, что такое противопоставление упрощает природу противоречий между упомянутыми «мирами-близнецами», усматривать же в самобытности русского мира чуждое европейским ценностям начало, - по мнению Флоровского, - не только не верно, но и порочно.

В. В. Зеньковский же, по всей видимости, усматривал основную задачу в противостоянии советской парадигме истории философии и занимал охранительную консервативно-православную позицию: труды Д. И. Чижевского и И. Мирчука его при этом мало волновали. Примечательно, что и Чижевский, и Зеньковский, в своей интерпретации философских воззрений Сковороды находились под сильным впечатлением от книги о Сковороде Владимира Францевича Эрна. Хотя на первый взгляд могло показаться, что антагонизм между сторонниками «русской» и «украинской» парадигм носил в эмиграции непримиримый характер, на деле сторонники обоих лагерей поддерживали любезные отношения, о чём, в частности, свидетельствует переписка между Флоровским и Чижевским. Некоторые эмигранты, например, Н. С. Арсеньев, и вовсе игнорировали новое политически-ангажированное содержание русской и украинской парадигм и свободно использовали обе характеристики по отношению к Григорию Сковороде безотносительно какой бы то ни было политической нагрузки.

Интерес к личности и трудам Г. С. Сковороды среди будущих советских историков, философов и партийных деятелей ещё до революции пробудил Владимир Дмитриевич Бонч-Бруевич. В 1912 году сочинения Сковороды были подготовлены В. Д. Бонч-Бруевичем к изданию в серии «Материалы по истории русского сектантства». Первый том, изданный Бонч-Бруевичем, остался единственным. Издание это «сыграло со Сковородой злую шутку»: поскольку В. Д. Бонч-Бруевич был близким другом В. И. Ленина, его усилиями Сковорода был включён в подписанный Лениным «План монументальной пропаганды» от 30 июля 1918 года. А. М. Ниженец, знавшая Бонч-Бруевича лично, пишет: «Значення ідей Сковороди у розвиткові культури народів Радянського Союзу високо цінував великий Ленін». Таким образом, Сковорода был официально включён в список исторических лиц, обязательных для упоминания в целях распространения коммунистической пропаганды. Этим обстоятельством объясняется обилие исследований философии Сковороды и возведение многочисленных памятников в его честь в советскую эпоху. Рост интереса к Сковороде особенно возрос в период «коренизации», с чем связано формирование культового образа «философа с котомкой», «борца с царизмом» и «национального освободителя». Таким Григорий Сковорода был воспет не только в советской литературе, но и в кинематографе. Ключевую роль в формировании «советского Сковороды» сыграл известный революционер И. П. Кавалеридзе: по его проектам были установлены памятники Сковороде в Чернухах, Лохвице, Киеве. Кавалеридзе также был автором сценария советского пропагандистского фильма «Григорий Сковорода» (1959 г.), снятого при Хрущёве.

В 1944 году И. В. Сталин организовал в освобождённом Киеве празднества по случаю 150-летия со дня смерти Григория Сковороды. При Хрущёве в Киеве вышло в свет двухтомное собрание сочинений Сковороды в переводе на украинский язык. При Брежневе (к 250-летию со дня рождения Сковороды) был опубликован двухтомник на русском языке в новой орфографии.

Образ «борца с царизмом» плохо сочетался с наличием у Сковороды родственников среди столичных дворян, приближённых к императрице, и друзей среди вельмож, в связи с чем в советской рецепции наследия Сковороды акцент делался на украинском происхождении философа: связь Сковороды с малоземельным казачеством позволяла представить его как борца за народовластие. Таким образом, решались сразу две задачи: с одной стороны, акцент на украинском происхождении позволял отказаться от «малорусской парадигмы» исследований Г. С. Сковороды, распространённой в Российской империи, что способствовало культурной коренизации в УССР; с другой стороны, украинское происхождение Сковороды использовалось для включения наследия Сковороды в диалектику классовой борьбы: противопоставление простого казака «угнетателям-дворянам» изобличало проблему социального неравенства в Российской империи. Тем не менее, в советских сковородоведческих исследованиях включение философа в контекст классовой борьбы невольно способствовало обострению контекста национальной борьбы, проистекавшего из противопоставления украинцев русским. Сковорода, таким образом, не просто становился «борцом за народовластье», но провозвестником украинской вольницы и независимости, борцом за свободу «угнетённого народа» перед лицом русской монархии. Хотя «советская парадигма» исследований Сковороды в силу марксистской направленности была чужда трудам эмигрантов как из русского, так и украинского зарубежья, она развивала «украинскую парадигму» сковородоведения и тем самым способствовала вытеснению «малорусской парадигмы» из истории философии в СССР.

Хотя советский образ Сковороды, в соответствии с планом монументальной пропаганды В. И. Ленина, должен был насаждаться по всему СССР, в годы коренизации были предприняты большие усилия, чтобы исключить всякую возможность рассматривать Сковороду в русле общерусской истории, в связи с чем памятники философу в РСФСР не возводились. Д. И. Багалей, в частности, упоминает в своём очерке «Григорий Сковорода - украинский странствующий философ» любопытный эпизод: он сообщает в докладе о том, что в начале 20-х годов постановлением совета РСФСР было принято решение о возведении первого в мире памятника философу Сковороде, который должен был появиться в Москве. Однако в дальнейшем, в целях политики коренизации было принято решение отменить проект установки памятника, чтобы избежать укрепления образа Сковороды как русского философа. В дальнейшем все памятники Сковороде возводились на территории УССР. Аналогично, в рамках политики укрепления коренизации, рукописи Сковороды, сохранившиеся в Румянцевском собрании в Москве, куда их завещал передать сын ученика Сковороды Михаила Коваленского, получившего их от Сковороды лично, были в 1955 году изъяты из Румянцевского музея и поступили в Институт литературы им. Тараса Шевченко в Киев.

В официальной советской трактовке Сковорода рассматривался как «крестьянский демократ» и «просветитель народа». И. А. Табачников так писал о Сковороде: «В его мировоззрении всегда брали верх подлинный демократизм, гуманизм, просветительство и воинствующий антиклерикализм». Эту оценку иронически обыгрывает в своём анализе советского сковородоведения А. В. Малинов: «Юродство и опрощенчество понимались как демократизм, нравственные наставления и проповеди - как просветительство, а близкая сектантству критика официальной церковности - как антиклерикализм».

Тем не менее, несмотря на идеологические и пропагандистские рамки, некоторые исследователи наследия Сковороды в советское время смогли существенно расширить знания о философе и изучили целый ряд документов, позволивших уточнить детали жизни странствующего мудреца. В ранней советской историографии большой вклад в сковородоведение внёс знаток его трудов Д. И. Багалей, известный своими исследованиями со времён Российской империи. Багалей детально рассмотрел жизнь философа в контексте «классовой борьбы» и раскрыл общесоциальную проблематику его наследия, привлекая ценные краеведческие материалы.

После Второй мировой войны наибольший вклад в изучение Сковороды в СССР внесли П. Н. Попов и Л. Е. Махновец, критически пересмотревшие ключевые заключения Н. И. Петрова о Сковороде, на которые незыблемо опирался Д. И. Багалей. Несмотря на это, большая часть исследований наследия Сковороды советской эпохи носила сугубо прокламативный характер и не способствовала существенному развитию научных исследований.

Память

На территории Украины имя Г. С. Сковороды носят несколько исследовательских учреждений и высших учебных заведений:

• Институт философии НАН Украины
• Харьковский национальный педагогический университет
• Переяслав-Хмельницкий государственный педагогический университет

В селе Сковородиновка Харьковской области действует Литературно-мемориальный музей Г. С. Сковороды.Портрет Григория Сковороды и два выполненных им рисунка помещёны на 500-гривенной купюре.

Беседа, нареченная двое, о том, что блаженным быть легко

Диалог, или разглагол о древнем мире

Разговор пяти путников о истинном счастии в жизни (Разговор дружеский о душевном мире)

Кольцо. Дружеский разговор о душевном мире

Книжечка, называемая Silenus Alcibiadis, сиречь Икона Алкивиадская (Израилский змий) (1776)

Книжечка о чтении священного писания, нареченна Жена Лотова (1780)

Потоп змиин (конец 1780-х)

Алфавит мира (Разговор, называемый алфавит, или букварь мира; 1775)

Брань архистратига Михаила со Сатаною о сем: легко быть благим (1783)

Пря бесу со Варсавою

Начальная дверь к христианскому добронравию (1769-1780)

Икона Алкивиадская

Сад божественных песен

Не сохранившиеся произведения:

• Рассуждение о поэзии (1751)
• Книжечка о любви до своих, нареченная Ольга православная (? - вопрос о подлинности произведения не разрешён)
• Симфония о народе (? - вопрос о подлинности произведения не разрешён)
• Софросина, сиречь, толкование на вопрос, «что нам нужно есть» и на ответ «Сократа!» (? - вопрос о подлинности произведения не разрешён)

Басни

• «Басни харьковские» (1774)
• «Благодарный Еродий»
• «Убогий жаворонок»
• «Басня Эзопова»

Библиография

Издания трудов Сковороды

Собрания сочинений

• Г. С. Сковорода. Сочинения в стихах и прозе. - СПб., 1861. - (5 трактатов, стихотворения, переписка и др.; изданы И. Лысенковым).
• Сочинения Григория Саввича Сковороды, собранные и редактированные проф. Д. И. Багалеем. Юбилейное издание (1794-1894). - 7-й том Сборника Харьковского историко-филологического общества. Харьков, 1894. - (Первая научная публикация значительной части текстов философа. Несколько трактатов опущены по цензурным соображениям).
• Собрание сочинений Г. С. Сковороды. Том I. С биографией Г. С. Сковороды М. И. Коваленского, с заметками и примечаниями В. Бонч-Бруевича. СПб., 1912. - (Издан только 1-й том предполагавшегося двухтомника).
• Г. С. Сковорода. Сочинения: в 2 тт. - К., 1961.
• Г. С. Сковорода. Сочинения: В 2 тт. - (Сер. «Философское наследие»). - М.: Мысль, 1973. - (Под ред. В. И. Шинкарука. По сравнению с собранием сочинений 1961 г., добавлены два ранее неизвестных диалога, впервые опубликованных в 1971 г. - Observatorium и Observatorium specula).
• Г. Сковорода Повне зібрання творів: У 2-х т. - К.: Наукова думка, 1973. - Т. 1. - 532 с.; - Т. 2. - 576 с.
• Григорій Сковорода: Повна академічна збірка творів. Под ред. проф. Л. В. Ушкалова. - Харьков: Майдан, 2010. - 1400 с. (Это собрание сочинений является основой для онлайнового конкорданса (контекстного словаря) Сковороды: The Online Concordance to the Complete Works of Skovoroda).

Библиография о Сковороде

• ГРИГОРІЙ СКОВОРОДА: СЕМІНАРІЙ, Леонід Ушкалов, 2004

(1722-1794)

«Мир ловил меня, но поймать не смог» — эти слова высечены на могильном камне одного из первых русских философов - Григория Саввича Сковороды. Прошло три столетия. Эта яркая личность стала легендой.

Изречения философа превращаются в хлестские цитаты. Его записывают в свои учителя как христианские социалисты, так и антицерковные либералы. Григория Сковороду одинаково делают символом сторонники украинской независимости и апологеты общеславянского единства. Его называют первым русским неоплатоником и русским же апостолом. Эпитафия оказалась самой точной. Ибо нам до сих пор так сложно поймать этого неординарного человека.

Родился Григорий Сковорода 3 декабря 1722 года в селе Чернухи Киевской губернии. Отец его был вольным, но бедным человеком, простым казаком. С детсва Гриша привык ценить свободу, какой бы ценой она не доставалась. Стремлением к истинной свободе была проникнута вся его философия. Собственно говоря, нам сложно отделить учение Сковороды от его жизни. Его метко сравнивают с Сократом, чью жизнь невозможно отделить от учения, а учение от жизни.
Свое первоначальное образование Гриша получал в приходской церкви, его учителем был местный дьякон. Другим учителем была природа. Все свободное время он проводил за церковными книгами. Или гулял, неустанно изучая прекрасное божественное творение - окружающий мир.
В 16 лет (1734) он поступает учиться в Киево-Могилянскую академию, где изучает греческий, латынь, еврейский и немецкий языки, а также различные науки. Он читает как светских, так и церковных классиков. Окончив академию, Григорий Сковорода оказывается в Санкт-Петербурге, при дворе Елизаветы Петровны. Но, по правде сказать, за это он должен быть благодарен не своей учености, а своему певческому таланту.

Прошло еще несколько лет и Григорий оказывается в составе русской миссии в Токае. В течении 5 лет он путешествует по Венгрии, Австрии, Польше, а также Пруссии. Везде он продолжает свое образование. Так, в Вене он неоднократно бывал на лекциях философа Вульфа, где познакомился с современной немецкой философией и богословием. В 1759 году, по возвращении на Родину, он начинает свою педогогическую деятельность, которой так и не суждено было состояться. Дважды Сковорода вынужден покинуть преподовательский состав Харьковского коллегиума из за неодобрения начальства.

Его критика схоластической поэзии, уровня и методологии гуманитарных наук и жизни церкви делает его изгоем среди профессоров.

«Весь мир спит, — говорил с кафедры Сковорода, — спит глубоко протянувшись, будто ушиблен, и наставники, пасущие израиля, не только не пробуждают, но еще поглаживают, глаголяще: спи, не бойся, место хорошее, чего опасаться?»
Дорогой жизни Сковороды стало его удивительное учительство. Он стал учителем народным, самым доступным и чистым, в глубоком смысле этого слова. Сковорода проповедует на ярмарках, в селах, играет на флейте, поет в полях и на озерах. Он становится дорогим гостем всех, любящих свободу и правду. Помногу бывает в украинских и русских монастырях.

Надо сказать, что ничто Сковорода не критиковал так сильно, как церковь: за формализм в обрядах, излишние богатства, торговлю, политизированность и коррумпированность. Но критика эта была обоснованной. Это подтверждает тот факт, что у Сковороды было много друзей и покровителей среди церковных иерархов, в том числе архимандритов и епископов.

У духовенства вызывало уважение его воцерковленность, сочетающаяся с грамотностью. Так, настоятель Троице-Сергиевой лавры предлагал ему место главного библиотекаря, лишь бы удержать такого человека.

А монахи Киево-Печерской лавры, где так часто любил бывать Сковорода, неоднократно уговаривали его принять постриг и остаться с ними. Но Сковороду было не удержать и он продолжал свои странствия. Не принимая иночества, Сковорода проявлял все лучшие его качества: совершенная нищета и бездомность, сопряженные с нравственной чистотой, постничество (он совсем не ел мяса), совершенная любовь к людям, жажда чистоты церковной, ревность по Богу, жизнь во Христе, — вот образ этого философа.

Любовь к Богу - основа существования Сковороды и всего его философского миросозерцания. Изучая и постигая Библию, живя по ней, мы приходим таким образом к Богу.

Осуществить это соединение возможно не только после смерти, но и при жизни, только так можно обрести счастье. «Это счастье, или «мир душевный», есть Царство Божие». Не нужно ехать за счастьем куда-то, — счастье близко всем, оно — в каждом человеке. Оно заключается в том, чтобы человек познал себя, свою безмерную сущность, свой образ Божий.
Сковорода учил не только философии, но и молитве. Учил, что молиться необходимо тайно, пребывая наедине с Господом. В полнощное время он подолгу блаженно молился, переживая в себе рождение нового, Христова человека.
Опытом духовной жизни он достиг большой остроты чувства жизни мира и человеческой жизни. Сковорода угадывает людей, он чувствует надвигающиеся бедствия, предсказывает эпидемию в Киеве. Его хорошо знали и любили, как в России, так и на Украине. Все считали за честь принять его у себя и подольше задержать. Но он путешествует с места на место.

Высокий, худой и величавый, с одной сумкой через плечо, с Библией и свирелью он странствует по деревням и поместьям. Свои трактаты он пишет, останавливаясь в лесных урочищах, на пасеках, всегда в уединении и молитве. Его беседы, изречения и «крылатые» слова записывались, переписывались, распространялись. Его стихи, сказания, басни шли в народ, распевались кобзарями. Учителем всего народа он был в полном значении этого слова, — так из среды его поклонников образовалась группа, во главе с В. Н. Каразиным, будущим основателем Харьковского университета.

Умер Сковорода так же чисто и «человечно», как и жил. В августе 1794 семидесяти-двухлетним стариком он путешествует по Орловской губернии, откуда возвращается на Украину, в родную Слобожанщину, и останавливается в селе Пан-Ивановке у своего друга Коваленского. Чувствуя приближение своей кончины, он говорит о ней; у местного священника он исповедуется.

Самый день его смерти описан И. И. Срезневским. «За обедом Сковорода был необычайно весел и разговорчив, рассказывал про прошлое, про свои путешествия, про трудные моменты жизни. После обеда все встали, очарованные его красноречием. Сковорода незаметно вышел из дома. Долго ходил по неровным дорогам. Минул день; под вечер Коваленский пошел искать Сковороду и нашел его под большою липою. Солнце заходило, последний луч пробивался между листьями. Сковорода, с заступом в руке, копал могилу.
Вернулись домой. Сковорода удалился в свою комнату, переменил белье, помолился Богу и, положив под голову Библию и тетради своих творений, лег, сложив накрест руки». Так закончилась земная жизнь С ковороды.
Его похоронили на высоком берегу, около рощи, на любимом его месте, где он при восходе солнца играл на своей флейте.