С таким вопросом мы обратились к протоиерею Владиславу СВЕШНИКОВУ, настоятелю Московского храма Трех Святителей на Кулишках.

Кто такой духовник или духовный отец?

По большей части в церковной практике духовником или духовным отцом является священник, с которым те, кого принято называть его духовными чадами, совершают общий путь ко спасению. Но, поскольку он не просто рядом идущий, а еще и священник, он, во-первых, совершает таинство (в первую очередь речь идет о таинстве покаяния – исповеди). Во-вторых, он как пастырь стремится помочь духовному чаду, чтобы в душе последнего внедрились те духовные и нравственные качества жизни, которые находятся в пространстве Священного Писания и Предания. И если с Писанием дело довольно просто, потому что оно для всех одно и в каждом конкретном случае речь идет только о том, как применить к данному конкретному лицу различные евангельские принципы, чтобы сделать их осуществимыми, то в Предании по его бесконечности и возможностям многообразных форм проявления, область деятельности духовника становится гораздо более обширной, значимой. Он стремится нежно и ласково показать, в чем некоторые жизненные установки его духовных чад не соответствуют духу Предания и что, напротив, следовало бы в этом духе Предания раскрывать и развивать в себе, в своей душе и в своей жизни. Но это в обычной практике.

Есть и идеальные случаи (есть и ниже обычного, тогда они являются искажением отношений духовник – духовное чадо), они встречаются очень редко, но особо ценные. Это тот особый тип отношений, когда духовник посредством духа Святого знает полноту содержания души своего духовного чада и открывает ему то, что дух Святой открывает. И в таком случае духовник показывает своему духовному чаду его личный путь ко спасению, при том, что они объединены духом и содержанием общей молитвы, как общей, так и литургической.

Существуют какие-то особенности в отношениях между духовным отцом и духовными детьми?

По-настоящему чаще всего не понимается главное, что отношения духовный отец – духовное чадо – понятия и реальность глубокие и существующие. Но для этого совершенно не обязательны ни условия послушничества и послушания, ни требования и претензии, чтобы духовники непременно и как можно быстрее научили всему, что они знают сами.

Духовный отец на самом деле внутренне, не обязательно с долгими словами и размышлениями, входит в жизнь духовных детей. В жизнь тех, кто с ним – просто потому, что он их любит, и душа за них болит. И одним только фактом, что душа о них болит, они оказываются вместе и вместе идут путем спасительным. А он старается вести их ко Христу.

Духовный отец чуть впереди, потому что так оказался поставлен, и таинственным явлением духовной жизни его как нового лица, первого лица и своей любовью, имеющей очень обширную направленность. Потому что расширяющееся сердце вмещает в себя всех. Во всяком случае, всех, кто к нему прибегает. Таким образом, в общине и осуществляется то духовное содержание жизни, при котором духовный отец частным образом сказанным словом, проповедным словом, всем примером своей жизни, простотой в общении, скромностью, беспретенциозностью, нетребовательностью – не духовной нетребовательностью, духовная должна быть, разумеется, требовательность – (нетребовательностью для себя) достигает гораздо большего.

Потому что тогда его духовное чадо видит перед собою образец хорошего опыта духовной жизни, который к тому же не отдален страницами книги или какого-нибудь рассказа, а наоборот, предельно приближен непосредственным и личным общением. Вот тогда это и есть настоящий духовный отец, который заботится о своих детях. Заботится не тем, что доставляет им необходимые средства, а самим фактом их общего движения.

Насколько полным должно быть послушание духовнику? Потому что иногда приходилось читать о буквальном, абсолютном послушании. Например, по воспоминаниям духовных чад тех же оптинских старцев, советы спрашивались обо всем, вплоть до механических действий – какую книжку прочитать или в какую сторону пойти.

Какую книжку прочитать – как раз не механическое действие. Это может быть очень хороший способ управления и помощи в духовной жизни человеку, которому некоторые книги могут оказаться неполезными (даже вполне нормальные, имеющие хорошее христианское содержание) как несвоевременные. С другой стороны, предложение неофитам читать «Добротолюбие», которого еще не поймет современный человек, как правило, показывает странный монашеский опыт духовника.

Кстати говоря, что еще очень важно для духовника, так это понимание того, что мир постоянно ставит новые проблемы. И нужно пытаться увидеть разрешение этих проблем, именно как новых, если не по существу, то, по крайней мере, по формам, по новым принципам, по новым содержаниям. Начиная от таких простых вещей, как отношение к Интернету, к телевидению.

А отношение к грехам меняется?

Отношение к грехам принципиально остается то же. Оно меняться не может, и в этом смысле можно как бы лозунг древних отцов «лучше смерть, чем грех», оставить навсегда как лозунг и знамя. Лучше смерть, чем грех.

Другое дело, что, входя в область конкретного рассмотрения греховной жизни того лица, которое подходит к духовнику, нужно увидеть и ему помочь увидеть то, к чему следует пока, по крайней мере, отнестись более-менее снисходительно и спустить это как не то, что бы должное, а как временно допустимое. Не то, что грех надлежит культивировать, а в том плане, что, может быть, и нужно в этом грехе каяться, но не особенно сильно, зная, что энергия не безгранична, и силы души нужно пустить на то, что является более важным.

Это является одним из больших постоянных казусов, потому что увидеть, что важно, для этого нужен ум духовный, и совсем не обязательно он совпадает с практическим умом, со сметкой, если она есть у духовника, либо с его знаниями древних традиций. Но, во всяком случае, тот опыт, когда есть автоматическое требование абсолютного послушания, совершенно не ведет к исполнению главной задачи, которая состоит в воспитании в человеке, который приходит к священнику, подлинной духовной свободы.

Он пришел из одного вида рабства попадает в другой вид рабства. И он никогда не узнает, что такое духовная свобода. Тем более, что это дело довольно тонкое и требует очень серьезного подхода. Больше того, я бы сказал, беседуя со многими священниками, многие даже не понимают, что такое эта духовная свобода, и потому воспитать своего ученика в рамках духовной свободы они просто не могут. Все эти послушания важны на самом деле до тех пор, пока они воспитывают в человеке понимание того, как осуществляется духовно свободная жизнь. И послушание на самом деле не ограничивает свободу – оно дает для нее начало, определенные рамки, как форма сонета или еще того более – «венка сонетов», где очень строгая определенная форма, но внутри которой могут быть осуществлены высшие проявления творческой поэтической возможности.

Когда говорят, духовник благословил сделать, что это значит?

Это значит велел.

Но зачем человек идет за благословением к священнику?

По-всякому бывает. В основном, если он идет за благословением к священнику, то он идет за санкцией, санкцией на то решение, которое он уже сам принял. Например, он хочет поехать в Дивеево, и говорит: «Батюшка, благословите поехать в Дивеево». Я с трудом представляю себе такую редкую ситуацию, когда батюшка говорит: «Нет, не благословляю».

А если священник благословляет поступать так, что ты не можешь? Или он тебя уже благословил, а ты чувствуешь, что ты не в состоянии принять его решение?

Если между духовным отцом и духовным чадом нормальные отношения, то – не можешь и не можешь – дело просто кончается. Если действительно не можешь, если не выдуманная немочь.

В нормальной ситуации оба – и священник и тот, кто послушание не выполнил, – относятся к этому нормально. Ну что же? Ну, увидели, ну, поняли. Все хорошо, жизнь идет, жизнь не кончается. Настаивать, в таком случае, на обязательности выполнения решения, значит иметь священническое своеволие или послушническое своеволие. Это только кажется, что человек находится в области послушания, на самом деле, он находится в области своеволия.

Даже когда речь идет о таких обычных благословениях, которые ради смеха разделены на две категории. Одна женщина говорит: «Батюшка, у меня много во рту скопилось слюны. Благословите сплюнуть». А другая: «Батюшка, у меня во рту скопилось много слюны, куда благословите – направо или налево сплюнуть?» Этот пример свидетельствует не только о том, что обычно подходят за благословением по мелочи, для которой не требуется никакого благословения. Он, конечно, карикатурный, и таких не бывает на самом деле. Но по типу – бывает сколько угодно вопросов по мелочам, на которые никакого благословения специального не требуется. Либо от священника требуется санкция, требуется выбор в альтернативной или мнимой альтернативной ситуации. Но, как правило, речь в таких случаях идет о человеческой безответственности.

Другое дело, что для серьезных решений, особенно духовного порядка, безусловно, требуется внутренний совет, который даже и не столько совет, сколько рассуждение о содержании проводимого дела. Чтобы было ясно, что оно духовно и неопасно, полезно и плодотворно. И, соответственно, наоборот.

Если духовник посоветовал одно, родственники говорят другое, а сердце подсказывает третье, что в этой ситуации стоит сделать?

Плюнуть, и сделать по-четвертому. Ну, а на деле, – когда как. Иногда оказываются правы родственники, хотя бы потому, что священник может не знать полноту ситуации. Иногда оказывается прав священник, потому что родственники не понимают полноту духовного отношения. А иногда оказывается право сердце. Хотя своему сердцу в целом доверять не особенно возможно, потому в своей ветхости, во всех своих возможностях понимания действительности, в том числе и интуитивного понимания, ошибки вероятны и возможны ровно так же, как и верные решения. Так что и то, и другое, и третье, а там, может быть, и четвертое, и пятое.

Самое лучшее – если речь идет о понимании промысла Божия – когда человек искренне желает исполнять волю Божию, и в этом отношении он рассматривает все свои дела. А так как они могут быть рассмотрены как исполнение (или неисполнение) воли Божией, то лучшим ориентиром верности оказываются обстоятельства. Обстоятельства, посылаемые промыслом, наиболее четко подсказывают картины и направление жизни. Нужно тебе или не нужно уходить с работы, потому что тебя зовут на другую работу? Предоставь все воле Божией, предоставь все промыслу, и через какое-то время так сложатся обстоятельства, что окажется, что иным образом нельзя было поступить, чем тем, который подсказывает промысел.

Если случится конфликт с духовным отцом, стоит к кому-то обращаться за советом? И можно ли менять духовного отца?

Такие ситуации требуют каждый раз индивидуального разбора. Чаще всего не стоит, особенно, если вопрос мелкий. Потому что у нас в жизни крупных вопросов вообще не так уж много. Тем более, что ошибка, даже если она действительная ошибка, а не мнимая, если она не приводит к каким-то очевидным, быстро действующим отрицательным исходам, ошибка есть вещь полезная и преодолимая. Полезная, потому что дает возможность увидеть еще раз себя и все, что тебя окружает, на более верных жизненных основаниях. Не стоит забывать, что каждое становление верных отношений не проходит без ошибок.

Но все имеет значение только в тех случаях, когда возникают неправильности. В некоторых случаях без совета просто не обойтись. Особенно, когда кажется, что совет, или предложение, или приказ священника имеют явно нравственно или недопустимый, или сомнительный характер. И в таком случае посоветоваться было бы, конечно, не худо, поскольку тупое послушание в таком случае ничего хорошего не дает.

Что же касается смены духовников, да, она возможна. Во-первых, когда священник, духовник грешит ересью. Тогда, естественно, совершать подобное ему – грех, означающий отлучать себя от общего церковного, отлучать себя духа Святого. Да, можно, когда священник тяжко согрешает каким-то грехом, связанным с тобой лично. Я не говорю, когда священник блудит, поскольку дело нечастое, но любым другим явным образом, скажем, себялюбием с твоей помощью или еще чем-то. И ты видишь, что не спасаешься. Наконец, печально, но сменить духовного отца можно в тех случаях (лишь бы это не стало нормой), когда оказалось, встреча была почти случайной, когда налицо ваше глубокое несоответствие. И кто прав, кто виноват, даже лучше не разбираться.

Старец отличается от духовного отца?

Я не знаю, что такое старец. Я знаю, что такое младостарец.

Хорошо, что такое младостарец?

Не хочу говорить только потому, это прекрасно описано митрополитом Сурожским Антонием в одном из великолепных докладов, который прямо говорит о младостарчестве. Я просто к каждому слову присоединяюсь.

«Речь не идет о том, чтобы различать между молодыми или старыми безумцами. Речь идет здесь о том, чтобы по возможности оценить духовную зрелость человека, его способность быть руководителем для человека» – говорит владыка Антоний. – «Старец – это не просто человек, который долго занимался пастырской работой и приобрел какой-то навык или опытность; старец в настоящем смысле – это нечто иное, это благодатное состояние. Старцев не “выделывают”, старцы силой Святого Духа рождаются; и если говорить о том, что характеризует старца, то я скажу коротко и о том, каково место старчества по отношению к обычному священству.

Мне кажется, что есть в духовничестве три степени. Есть приходской священник, роль которого – совершать таинства Церкви. Он может не быть хорошим проповедником, он может не давать никаких советов на исповеди, он может ничем не проявлять себя в пастырском отношении. Достаточно того, что он совершает Божественную литургию, если только он помнит, что чудо Божественной литургии или других таинств совершается Господом. Но это не значит, что ему дано право или возможность руководить другими людьми. Рукоположение не дает человеку ни ума, ни учености, ни опытности, ни духовного возраста. Оно дает ему страшное право стоять перед престолом Божиим там, где только Христос имеет право стоять. Он в каком-то смысле икона, но он не должен воображать, будто он святыня.

Есть другая степень. Это священник опытнее или старше, который более научен и призван давать наставления другому человеку о том, как идти от земли на небо. И этот священник должен быть предельно осторожен. Он не должен говорить того, чего он опытно не пережил или чего он как-то своим нутром не знает. Мы приходим к духовнику с тем, чтобы встретить проводника дверей до Царства Божия. Но если он там не бывал, он нам ничего не может дать. Об этом должен задумываться каждый духовник, каждый священник, которому приходят люди на исповедь. Можно ли сказать, что каждый священник имеет в себе способность каждому человеку сказать то, что ему нужно? Нет. Бывает так, что исповедующий священник или просто священник, к которому пришел человек на духовную беседу, слышит его, понимает то, что говорится, но ответа у него нет. В таком случае священник должен быть честен и сказать своему духовному чаду: “Все, что ты мне сказал, я понимаю, но ответа у меня для тебя нет. Я буду молиться о тебе. И ты молись, попроси Бога о том, чтобы Он мне простил то, что по своей неопытности я не могу тебе и Ему послужить в этой встрече, но я тебе не могу сказать ничего”.

А есть еще третий уровень. Это старчество, уровень тех людей, которые, говоря образно, почти всю дорогу прошли до дверей Царства Небесного, может быть, не вошли в него, а может, допущены были в него, но были посланы обратно, на землю, к нам, чтобы нас вести в это Царство. Вот это старец. Это человек, который весь путь прошел до глубин своей души, дошел до того места, где запечатлен образ Божий в нем, и который может говорить из этих глубин. Но старцем самого себя не сделаешь, и, если можно так выразиться, старцами не рождаются. Это люди, которых коснется благодать Святого духа и которые отзовутся на нее и будут верными, – верными тому, чему учит нас Христос, и верными тому, что говорит дух Святой в их душах. Старцы – явление редкое.

Если бы самый неопытный священник так относился к исповеди, то он был бы уже тайносовершителем; а старец только тогда старец, когда он именно так может относиться к человеку – и на исповеди и вне исповеди при всякой встрече. И так мне хотелось бы сказать громко, на всю Русь: Берегитесь, братья мои, священники! Берегитесь, не приниимайте на себя роль, которая не соответствует вашему духовному возрасту, будьте просты! Будьте просто священниками – это уже так много! Человек, который силой благодати Святого духа может совершить Литургию, может окрестить ребенка, может помазать миром, это не мало, это нечто столь великое!»

Нужен ли духовный отец священнику?

Как правило, нужен, особенно молодому. Если священник уже напитан хорошим духовным опытом, исповедоваться все равно необходимо. По возможности чаще, чем это принято в современной Православной Церкви, потому что очень многие священники исповедуются только на общих исповедях в епархии.

То есть два раза в год?

Да, два раза в год. А что же, священники меньше грешат, что ли? Внутренними грехами они не меньше грешат, чем другие люди. Поэтому, конечно, желательно гораздо чаще исповедоваться. Исповедь необходима, потому что вообще необходим непрекращающийся покаянный опыт жизни.

И к руководству в духовной жизни священники не привыкли. Они не знают, что это такое, они умеют только руководить, а быть руководимыми, как правило, не умеют и не хотят. Но молодым священникам, конечно, лучше все-таки набираться опыта под руководством более опытного священства.

А не страшно священнику становиться духовником? Ведь речь идет об ответственности за души человеческие?

Ну, это вопрос, относящийся к области психологии. Так же ведь не получается, что ты решаешь: «Стану-ка я духовником». Идет жизнь, идет процесс, становишься священником и, тем самым, возлагаешь на себя ряд обязанностей. Приходишь на исповедь – приходят к тебе люди, исповедуются. Некоторые исповедуются часто, кроме того, у них возникают вопросы, кроме того, возникает необходимость за них молиться, кроме того, идет уже отчасти общая жизнь. Вот так и получается. А не то, чтобы ставишь себе задачу: пункт один – стать духовником.

Хотя и это страшно.

Фома-справка:

Протоиерей Владислав Свешников родился в 1937 году. Окончил ВГИК, киноведческий факультет. Именно там впервые прочитал Библию, которая, по его словам, «навсегда стала самой ценной книгой, но до прихода в Церковь оставалось еще 5-6 лет работы в Госфильмофонде, в течение которых на окончательное решение влияли жизнь, книги и друзья. Именно в этот период открывалась неправильность жизни без высших идеалов, в то время, как все жизненные обстоятельства подталкивали к тому, что есть правда выше человека, и эта правда Божественная.

Поскольку в семидесятые годы XX века поступить в семинарию человеку с высшим образованием было практически невозможно, в 1976 был рукоположен в Калининской (ныне Тверской) епархии в городе Осташков, где несколько лет служил у мощей преподобного Нила Столобенского.

Сейчас настоятель храма Трех Святителей на Кулишках, профессор Свято-Тихоновского православного гуманитарного университета. Написал несколько книг, в частности, первый после государственного переворота 1917 года, учебник по нравственному богословию “Очерки Христианской Этики”, “Заметки о национализме подлинном и мнимом”.

– Отец Владислав, расскажите: духовник, духовный отец – что это за человек? Какова его роль в жизни верующих?

– Подобный вопрос если прямо и не высказывается вслух, то в молчании рождается в душе каждого человека, который делает первые шаги к Церкви или в Церкви. Он почти неизбежен, если судить по жизни современной Русской Православной Церкви.

Очень многие люди, если не сказать, почти все, в минувшее 20-летие пришли к Церкви и к церковной жизни во взрослом возрасте, либо были крещены с детства, но не получили соответствующего домашнего церковного воспитания. Или, даже если и получили, то все равно пришло в некий момент ощущение необходимости верного самосознания и верного свободного собственного, но в то же время в русле церковной жизни поведения.

И тогда люди, имеющие недостаток знания Церкви, недостаток понимания Церкви, недостаток понимания самих себя, недостаток знания о том, что значит жить жизнью церковной, а более широко – жизнью христианской, недостаток знаний даже того, что относится к области нравственной жизни, и как нормы нравственной жизни должны выполняться, начинают ощущать необходимость духовного руководства. Многих новоначальных в церковной жизни начинает сразу тянуть к аскетическим высотам. Но заметим, что по-современному пониманию этот участок и содержание духовной жизни, который называется аскетика и который раньше рассматривался отдельно от этики, теперь, как правило, все чаще рассматривается в рамках этического знания и, соответственно, этического поведения.

Множество вопросов, относящихся и к тому, как понимать действительность и как жить в соотнесении с этой действительностью, являются сокровенными в условиях внеопытного и неграмотного сознания для того, кто ищет и верного опыта и хорошей грамотности. Конечно, для постижения и того и другого всегда остается такая прекрасная возможность как книги Возможность, которая не уходит никогда. Но книги не во всех случаях оказываются доступными. Потому что, скажем, ситуация в Москве в этом смысле резко отличается от ситуации во многих провинциальных и даже больших городах – если здесь абсолютное богатство книжное, то там абсолютная скудость. И, кроме того, в нынешнем богатстве – в море книг – скорее легко захлебнуться и дезориентироваться, чем выплыть и получить правильные ориентиры. Хотя бы потому что в книгах обнаруживаются и разные подходы, и разные понимания того, что такое христианство вообще и в отношении ко многим частным.

Все это естественным образом приводит к сознанию или, по крайней мере, к ощущению, что самому с этой ситуацией не справиться, и с помощью книг не справиться тоже. Поэтому люди и наиболее сознательные и понимающие, что перед ними стоят задачи верного становления и восстановления духовной жизни, и идущие к выполнению задач вслепую, и пользующиеся разными обрывочными материалами – осознают, что для подлинной христианизации есть только одна возможность.

Трудности вхождения в приход

Это абсолютное вхождение в жизнь Церкви, а тем самым – в жизнь прихода. Потому что, вхождение в жизнь Церкви – это не теория, и осуществляется оно через вхождение в жизнь прихода, так как приход есть реализация выявления жизни Церкви во всей полноте. Но это оказывается делом для многих непростым, даже психологически, потому что есть люди интравертного содержания, для которых большая трудность уже само общение, а тем более, вступление в общину.

Еще если им удалось вступить, они более или менее могут дальше продвигаться, но начальные шаги для них чрезвычайно болезненны. Особенно когда они ощущают себя незнающими, а кругом полно всезнаек, и все уже вроде бы так свободно ориентируются, что достаточно только намека на слово, как другой слушатель тут же воспринимает слово в целом и несется куда-то, чтобы исполнить это слово. И это приводит к еще большей растерянности.

Хорошо когда люди открытые, экстравертные. Когда в них к тому же есть и готовность смиренно принимать свои несовершенства, и удары, которые могут болезненно отдаваться порою с разных сторон. Тогда у них дело пойдет лучшим образом. Но разные обстоятельства могут лишь отчасти способствовать становлению их верного опыта жизни, а отчасти наоборот не благоприятствовать. В таких случаях, чуть ли не единственной возможностью является жизнь под руководством.

Но вот тут-то как раз чаще всего и случается камень претыкания, поскольку даже людей, верно, хорошо и полно знающих то, что относится к области личностной психологии и, соответственно, области определенного понимания людей, не так уж и много. Потому что большинство людей основывается на общих представлениях о природе человека и основных нравственных нормах. Разнообразный опыт жизни и самих этих людей, не позволяет быть подлинными руководителями, потому, что хотя у них есть несколько больше опыта, знания и понимания жизни, но почти никто не то, что не понимает, а не входит в такую простую, очевидную мысль, что опыт постижения каждого человека индивидуален. Все суются с традиционными рецептами, а традиционные рецепты верны, но лишь наполовину. Вторая же половина заключается в индивидуальности человека.

Наиболее честные люди ищут, чтобы становление их церковной жизни происходило быстрее. Те же, кто менее взыскательны, относятся к делу проще. Стоят в церкви, как могут молятся, осуществляют некое общение, читают книги, и дело само собой подвигается. Но все же, люди наиболее честные и скорые хотят, чтобы дело становления их церковной жизни происходило быстрее.

В таких случаях поиск того, кто поможет находить верные пути, естественен. Но всегда ли такие верные пути, а также люди, которые могут помочь их обрести, находятся, это следующий, очень большой вопрос. Прежде всего, необходим не столько духовник в том точном, глубоком, старом смысле слова, который прежде был понятен и известен (а сейчас представлял бы скорее собой романтическое воплощение этого старого знания), сколько человек, порой не обязательно в священном сане, но обладающий опытом, имеющий знания, имеющий любовь, творящий добро. Имеющий человеческую внимательность, готовность жертвовать своим временем, готовность показать, помочь увидеть пришедшему к нему то, что тому нужно на самом деле. А в случае необходимости, ответить и на его вопросы. Ответить со смирением, понимая, что небезопасно отвечать на разные вопросы, не имея «санкции». Тем более вопросы глубоко внутренние.

Хотя на те вопросы, которые относятся к заурядности церковной и духовной жизни, многие, имеющие нескольколетний опыт, ответы знают и ответить могут. Потому что в этом отношении ответы довольно стандартны. И на стандартные вопросы можно отвечать без всяких особенных личных дарований, кроме дара быть доходчивым, убедительным и аргументированным в своих ответах. В этом смысле подспудно и идет повсеместная работа – в одних храмах больше, в других меньше, но всегда находятся те, к кому новоначальные подходят и что-то спрашивают. Другое дело, что это совершается бессистемно. Но вряд ли хороша была бы в таких случаях окончательно принятая система или может лучше, чтобы как-то так спонтанно все и проходило.

– Существуют какие-то особенности в отношениях между духовным отцом и духовными детьми?

– По-настоящему чаще всего не понимается главное, что отношения духовный отец – духовное чадо – понятия и реальность глубокие и существительнейшие. Но для этого совершенно не обязательны ни условия послушничества и послушания, ни требования и претензии, чтобы духовники непременно и как можно быстрее научили всему, что они знают сами.

Душа духовника болит за духовных детей

Духовный отец на самом деле внутренне, не обязательно с долгими словами и размышлениями, входит в жизнь духовных детей. В жизнь тех, кто с ним – просто потому, что он их любит, и душа за них болит. И одним только фактом, что душа о них болит, а он для них – великая радость, они оказываются вместе и вместе идут путем спасительным. А он старается вести их ко Христу.

Духовный отец всегда чуть впереди, потому что так оказался поставлен и таинственным явлением духовной жизни его как первого лица и своей любовью, имеющей обширную направленность. Потому что расширяющееся сердце вмещает в себя всех. Во всяком случае, всех, кто к нему прибегает. Таким образом в общине и осуществляется то духовное содержание жизни, при котором духовный отец частным образом сказанным словом, проповеданным словом, всем примером своей жизни, простотой в общении, скромностью, беспретенциозностью, нетребовательностью – но не духовной, а нетребовательностью для себя, достигает гораздо большим, чем постоянным учительством и требованием послушания.

Потому что тогда его духовное чадо видит перед собою образец хорошего опыта духовной жизни, который к тому же не отдален страницами книги или какого-нибудь рассказа, а наоборот, предельно приближен непосредственным и личным общением. Вот тогда это и есть настоящий духовный отец, который заботится о своих детях. Заботится самим фактом их общего движения.

– Православная Церковь начинается от апостолов. Но у них, как известно, не было духовных отцов. Как они появились? Были ли духовники в Церкви до ее разделения, или это сугубо православное явление?

– У апостолов был одни Учитель – Христос. Что касается духовных отцов они известны с древности. Церковь тогда была единой. В современном понимании, по-видимому, духовничество, появилось довольно поздно. Потому что были просто священники как совершатели таинств, но это были не требоисполнители, а личности, исполненные особой огненной жизни. Каждое таинство для них было явлением духовного божественного огня.

Вначале, в первые века, такое горение во время служения было обусловлено еще и особой ситуацией, особой харизмой. Обратите внимание, насколько предельно простые требования предлагает I Апостольский Собор для христиан, крестящихся из язычников: не есть удавленное, не есть идоложертвенного и не желать другим того, что не желаешь себе. Вот и весь набор. Сейчас даже общая исповедь включает больше требований.

– Эти требования предъявлялись к священнослужителям или ко всем христианам?

– Ко всем крестящимся из язычников. А духовничество появлялось преимущественно в монашеской среде. Его реальное торжествующее относится скорее к веку четвертому и далее. И для монастырской среды послушание, кроме того, имело необходимый дисциплинарный характер, обойтись без которого было невозможно. Затем эти требования послушания тогда стали приобретать духовно-мистический характер. Знаменитый пример из Патерика, который использовал в своем фильме Тарковский, когда послушник носил воду, чтобы толькоуспеть утром полить дерево и вырастить древо послушания, с его великолепными плодами.

Едва ли этот рассказ – простая легенда, скорее реально бывший, записанный случай. Конечно, такой случай не может иметь всеобщий характер, но он в некотором отношении образцовый. И такое послушание, требующее общности духовно-мистического ощущения, будучи с одной стороны уникальным, с другой – является как бы маяком. Одновременно и образцом и типом движения. Динамичным типом и динамичным образцом.

Разумеется, не в том смысле, чтобы достигать прямо той же цели, а чтобы знать, что это хороший образец для понимания, для постижения. Но он был возможен именно в той ситуации, когда духовник и послушник оба имели особые божественные дары. Один – духовничества, другой – послушания. Помимо этих даров все превращается в театр.

Остерегитесь от увлечения духовниками

– Установление человеческих взаимоотношений – дело всегда непростое. Еще сложнее, когда затрагиваются такие душевно-духовные связи, как духовный отец – духовный сын. О чем стоило бы предостеречь и ту, и другую сторону?

– Могу сказать, что склонен относиться к современному духовничеству с некоторой осторожностью. Будучи с молодых церковных лет воспитан на соответствующей осторожности святителя Игнатия (Брянчанинова), который оказался первым духовным писателем, кого я стал читать, а потому он и остался для меня навсегда одним из самых дорогих. Иногда в его письмах звучит уже не просто предосторожность, а он прямо говорит: «Остерегитесь от увлечения духовниками». В тех же письмах тема предостерегающего характера проходит красной строкой. Еще тогда он начинал видеть возможные и чаще всего встречающиеся (причем это тогда, в наиболее благополучные времена) искаженности верных порядков и верных отношений.

Что говорить о том, как часто тонко работают пристрастия к духовнику, а духовник не только не замечает этих пристрастий, но и продолжает их культивировать по отношению к себе со стороны духовных чад. Так вырастают в глазах духовных чад кумиры, так гибнет все начинание духовничества. Особенно, когда оно пытается быть построено на каких-то началах, внешне связанных с ощущениями древнего духовничества, с ощущениями его значения.

И тогда людям кажется, что они приходят к самым настоящим первоистокам духовной жизни, которые проявляются в священнике и в их отношениях с этим священником. А на самом деле – одна карикатура и безобразие, потому что высоких даров, которые были у древних святых отцов, у этих духовников нет. И то требование послушания, которое от них исходит и зачастую воспринимается духовными чадами преданностью, на самом деле, по большей части, ни на чем не основано.

Послушание порой считается обязательным даже и в тех случаях, когда речь идет о бытовой жизни, когда просят советов в бытовых вопросах. И тогда, с полной безапелляционностью, такие духовники направо и налево дают советы. Будто каждый из них, по крайней мере, Амвросий Оптинский, к которому тот же Игнатий Брянчанинов (вернее, вообще к опыту Оптины) относился с некоторой осторожностью, побаиваясь, нет ли там актерства. “Душепагубное актерство и печальнейшая комедия – старцы, которые принимают на себя роль древних святых Старцев, не имея их духовных дарований” (1,72). Он очень осторожен был в плане возможности какого-нибудь, хоть малейшего, актерства, что сразу его глубоко отвращало.

Но еще хуже, когда духовники «берут на себя роль», – и это опять-таки слова святителя Игнатия. – «Берут на себя роль древних великих старцев и руководят в вопросах духовной жизни», которые они и сами-то понимают очень недостаточно и поверхностно, если не ошибочно, и, тем самым, оказываются слепыми руководителями слепых руководимых. А «если слепой слепого водит, оба в яму впадут».

Но из этого, конечно, не следует, что вообще опыт духовного руководства, когда он самый простой, оказывается бесполезным. Наоборот, чем проще и нетребовательней, причем нетребовательней с обеих сторон, отношения духовного чада и духовника, тем вероятнее успех этого дела. Если духовник достаточно смиренен, имеет хороший нравственный опыт жизни, большую внутреннюю твердость, глубокую, настоящую, без всяких карикатур воцерковленность, то он даже одним своим видом и поведением порою учит больше, (не стремясь даже к никакому учительству), чем напыщенными словами поучают кажущиеся великими духовники настоящего времени.

И, кроме того, он постепенно приводит их общение к самому главному, что оба входят постепенно в верный и простой опыт христианской жизни. Этот опыт более или менее корректируется общением их обоих между собой, потому что ошибки все равно возможны и с той и с другой стороны. Например, в виде неправильного духовного совета, либо потому что священник не увидел некоторые личные особенности того, кто к нему подошел, либо, даже и увидев, не осознал альтернативный ответ, который в какой-то ситуации оказался бы более правильным.

Ничего, ошибка – не та ситуация, когда нужно сразу начинать окончательно «рыдать своего убожества» и впадать в безусловное уныние, переходящее в отчаяние. Ошибка как раз хороший повод к тому, чтобы исправиться и быть на пути совершенных. Потому что путь совершенных – это и есть путь постоянного выправления.

Может ли духовник ошибаться?

– То есть духовник может ошибаться?

– Конечно.

– А как к этому относиться его духовному сыну или просто прихожанину, поняв, что духовный отец ошибся?

– Если священник счастливо и смиренно готов вполне конкретно видеть и соглашаться со своими ошибками, если, с другой стороны, духовное чадо не делает трагедии из этих ошибок, понимая, что духовник, хотя и имеет больший духовный опыт, но не абсолютный же, и поэтому тоже может ошибаться, и ошибки нужно тоже исправлять, то и получается исправление.

Если же духовник, будучи человеком гордым и совершенно не видящим свои ошибки, продолжает настаивать на своей ошибке, может быть очень большой вред.

– В таком случае, насколько полным должно быть послушание духовнику? Потому что иногда приходилось читать о буквальном, абсолютном послушании. Например, по воспоминаниям духовных чад тех же оптинских старцев, советы спрашивались обо всем, вплоть до механических действий – какую книжку прочитать или в какую сторону пойти.

– Какую книжку прочитать – как раз не механическое действие. Это может быть очень хороший способ управления и помощи в духовной жизни человеку, которому некоторые книги могут оказаться неполезными (даже вполне нормальные, имеющие хорошее христианское содержание) как несвоевременные. С другой стороны, предложение неофитам читать « Добротолюбие», столь необходимое для монашеского опыа, можно погубить начинающих.

Кстати говоря, что еще очень важно для духовника, так это понимание того, что мир постоянно ставит новые проблемы. И нужно пытаться увидеть разрешение этих проблем, именно как новых , если не по существу, то, по крайней мере, по формам, по новым принципам, по новым содержаниям. Начиная от таких простых вещей, как отношение к интернету, к телевидению.

– А отношение к грехам меняется?

– Отношение к грехам принципиально остается то же. Оно меняться не может, и в этом смысле можно лозунг древних отцов «лучше смерть, чем грех», оставить навсегда как лозунг и знамя. Лучше смерть, чем грех.

Другое дело, что, входя в область конкретного рассмотрения греховной жизни того лица, которое подходит к духовнику, нужно увидеть и ему помочь увидеть его грех, к которому можно пока отнестись более или менее снисходительно, спустить это как не то, чтобы должное, а как временно допустимое. Чтобы, с одной стороны не потворствовать греху и не культивировать его, а с другой – знать меру, чтобы, зная, что энергия не безгранична, не дать человеку сломаться от собственного уныния и бессилия.

Для того, чтобы увидеть то, что важно, нужен ум духовный, и совсем не обязательно он совпадает с практическим умом, со сметкой, если она есть у духовника, либо с его знаниями древних традиций. Но, во всяком случае, тот опыт, когда есть автоматическое требование абсолютного послушания, совершенно не ведет к исполнению главной задачи, которая состоит в воспитании в человеке, который приходит к священнику, подлинной духовной свободы.

Иначе он пришел из одного вида рабства и попадает в другой вид рабства. И он никогда не узнает, что такое духовная свобода. Тем более, что это дело довольно тонкое и требует очень серьезного подхода. Больше того, даже и не все священники понимают, что такое эта духовная свобода, и потому воспитать своего ученика в рамках духовной свободы, они просто не могут. Все эти послушания важны на самом деле до тех пор, пока они воспитывают в человеке понимание того, как осуществляется духовно свободная жизнь. И послушание на самом деле не ограничивает свободу – оно дает для нее определенные рамки, как форма сонета, где необходима очень строгая определенная форма, внутри которой могут быть осуществлены высшие проявления творческой поэтической возможности.

Послушание же ставит некоторые пределы для духовного творчества самого человека. Многих даже пугают такие слова, как духовное творчество. Между тем «творение новой твари», которое осуществляет человек аскетическими способами и опытами в самом же себе и есть момент творчества, одно из высочайших творчеств и художеств. А где идут путем простого автономного послушания, в котором ничего другого нет – никакой свободной новой твари не воспитать. Получается прежняя, ветхая, несвободная тварь.

C протоиереем Владиславом Свешниковым беседовала Мария Свешникова. Продолжение следует.

Тот, кто впервые поднимается в гору, должен следовать по известному маршруту; ему нужен спутник и проводник, который уже поднимался здесь и хорошо знает дорогу. Послужить таким проводником - вот в точности назначение "аввы", или духовного отца, - того, кого греки называют "герон", а русские "старец", что на обоих языках означает собственно "старик".

Важность послушания "герону" подчеркивалась с самых первых времен возникновения монашества на христианском Востоке. Св. Антоний Великий говорил: "Я знаю монахов, которые после многих трудов пали и подверглись безумию, потому что понадеялись на свои дела... Монах, если можно, должен откровенно сказывать старцам, сколько пьет капель в своей келье, чтобы как-нибудь не погрешить и в этом".

Эта тема постоянно возникает в "Апофтегмата" ("Достопамятных сказаниях о подвижничестве святых и блаженных отцов") и "Изречениях пустынных отцов": "Старцы говорили: ‘Если увидишь монаха, взбирающегося на небо по своей воле, схвати его за ногу и стащи вниз, ибо этим ты принесешь ему великую пользу... Кто доверяет другому и предает себя ему в полное послушание, тот не имеет нужды заботиться об исполнении заповедей Божиих, но только - вверять собственную волю своему отцу. Так он будет непорочен перед Богом, ибо Бог ничего так не требует от новоначального, как совлечения себя через послушание’".

Фигура старца, игравшая столь значительную роль при возникновении египетского монашества, до наших дней сохранила все свое значение в Православии. "Есть нечто более значительное, чем все существующие книги и идеи, - писал русский мирянин XIX в. славянофил Иван Киреевский: - это православный старец, перед которым вы можете открывать свои помыслы и от которого можете услышать не более-менее полезное частное мнение, но суждение святых отцов. Слава Богу, такие старцы еще есть в России". А русский священник-эмигрант нашего столетия Александр Ельчанинов († 1934) пишет: "Область их деятельности неограниченна... Несомненно, они святые, и народ признает их таковыми. Думаю, что в наше трагическое время именно благодаря им сохранится и окрепнет вера в нашей стране".
Духовный отец как "харизматическая" личность

Что дает право действовать кому-либо в качестве старца? Как и кем он поставляется?

Ответ на это прост. Духовный отец, или старец, по существу - "харизматическая" и профетическая личность, уполномоченная в качестве таковой прямым действием Святого Духа. Он "рукополагается", но не человеческими руками, а рукою Божией. Он есть выражение Церкви скорее как "события", чем как учреждения.

Однако между профетическим и институциональным аспектами Церкви нет резкой границы: оба вырастают друг из друга и пронизывают друг друга. Поэтому служение старца, будучи само по себе харизматическим, тесно связано с ясно очерченными функциями внутри институциональной структуры Церкви, а именно - со служением священника в качестве духовника. По преданию восточного Православия, право принимать исповедь не предоставляется автоматически вместе с рукоположением. Чтобы стать духовником, священник должен быть уполномочен на это своим епископом; в греческой Церкви лишь малая часть духовенства пользуется этим правом.

Тем не менее, хотя таинство исповеди представляет собой прекрасную возможность для духовного руководства, служение старца не равнозначно духовничеству. Старец дает совет не только по поводу исповеди, но и во многих других случаях. В то время как духовником должен быть только священник, старец может быть простым монахом (или монахиней, так как в Православии бывают не только духовные отцы, но и духовные матери), т.е. мирянином. Старческое служение глубже простого духовничества, ибо лишь очень немногие из священников-духовников призваны авторитетно говорить по непосредственному вдохновению свыше.

Но если старец не рукополагается и не назначается церковной иерархией, то как он вступает на путь этого служения? Иногда уже существующие старцы назначают себе преемников. Такие монашеские центры, как Оптина пустынь в России, возникли именно этим путем "апостольского преемства" духовных отцов. А иногда старцы просто появляются без каких бы то ни было актов внешнего уполномочивания. По словам о. Александра Ельчанинова, "народ признает их таковыми". В ходе жизни христианской общины верующему народу Божьему, который есть истинный хранитель Священного Предания, становится ясно, что такой-то человек имеет дар духовного отца или духовной матери. Тогда люди вне какой-либо установленной формы приходят к нему за советом и руководством.

Надо заметить, что инициатива обычно исходит не от старца, а от народа. Если бы кто-то подумал или сказал: "Слушайтесь меня, я старец, я имею благодать Духа" - это было бы опасной самонадеянностью. Обычно без всякого призыва со стороны старца люди сами приходят к нему за советом и духовным руководством. И часто сначала он отсылает их прочь, предлагая обращаться к кому-нибудь другому. Но затем наступает время, когда он больше не прогоняет их, а воспринимает их приход к нему как откровение воли Божией. Так они становятся духовными детьми старца и вверяют себя ему.

Личность старца иллюстрирует два взаимосвязанных уровня, на которых живет и действует земная Церковь. Один уровень - внешний, официальный и иерархический, с географическим распределением на епархии и приходы, с великими центрами (Рим, Константинополь, Москва, Кентербери), с апостольским преемством епископов. Другой уровень - внутренний, духовный и харизматический; к этому уровню прежде всего и относятся старцы. Здесь есть свои великие центры, но это не крупные епископские или митрополичьи кафедры, а далекие хижины отшельников, где просияли духоносные личности. Большинство старцев не занимали высоких иерархических постов в Церкви, но влияние такого простого иеромонаха, как преп. Серафим Саровский, превосходит влияние любого патриарха или епископа православной Церкви XIX в. Таким образом, наряду с апостольским преемством епископата, существует преемство святых и духовных людей. Оба преемства важны для полноценной жизни Тела Христова, и взаимодействием их между собой осуществляется жизнь Церкви на земле.

Бегство и возвращение: приготовление старца

Хотя старец не поставляется и не рукополагается на свое служение, несомненно, он должен быть приготовлен для него. Классические примеры такого приготовления, состоящего из бегства и возвращения, можно видеть на житиях преп. Антония Великого († 356) и преп. Серафима Саровского († 1833).

Жизнь преп. Антония резко делится на две половины, границей которых служит возраст в 55 лет. Время от ранней зрелости до этого возраста было временем приготовления, когда он все дальше удалялся от мира, отступая вглубь пустыни. Двадцать лет протекли в уединенном затворе без единой встречи с людьми. Когда ему исполнилось 55 лет, друзья не смогли долее сдерживать свое любопытство и нашли его. Антоний вышел из затвора и во вторую половину своей долгой жизни, не оставляя пустынножительства, сделал себя легко доступным для всех, так что, по словам св. Афанасия в жизнеописании преп. Антония, "как врач, дарован он был Богом Египту" . "Так он был возлюблен всеми; так все желали иметь его отцом". Обратим внимание: превращение уединенного отшельника в духовного отца произошло по инициативе не его самого, а других. Заметим также, что преп. Антоний был простым монахом-мирянином и никогда не был рукоположен в священный сан.

Преп. Серафим прошел подобный путь. Шестнадцать лет жил он обычной монастырской жизнью: после послушничества был пострижен в монахи, затем рукоположен во иеродиаконы и затем - во иеромонахи. После этого он удаляется на двадцать один год в уединение с почти полным безмолвием. В течение первой половины этого периода он жил в лесной лачуге; тысячу дней он провел на пне и тысячу ночей - на камне в непрестанной молитве. Отозванный своим игуменом обратно в монастырь, вторую половину этого периода он проводит в келье в строгом затворе, не выходя оттуда даже для посещения богослужений; по воскресеньям священник приносит ему Св. Тайны. Несмотря на сан священника, он не совершал литургию. Наконец, он покидает затвор, и в последние восемнадцать лет жизни двери его кельи открыты для всех приходящих. Он не сделал ничего, чтобы объявить о себе или созвать людей; люди сами стали приходить к нему, но коль скоро они приходили - иногда десятками или даже сотнями в день, - он не отсылал их ни с чем.

Итак, подумаем: без этого напряженного аскетического приготовления, без этого решительного бегства в уединение разве могли бы преп. Антоний и преп. Серафим исполнять в такой же мере роль духовных руководителей своих современников? Нельзя сказать, что они удалялись с целью стать руководителями других. Они бежали не затем, чтобы приготовить себя для выполнения некоей задачи, но повинуясь непреодолимому стремлению быть наедине с Богом. И Бог принял их любовь, но затем послал их в качестве целительных средств в тот самый мир, откуда они бежали. Но даже если бы Он и не делал этого, их бегство все же было бы в высшей степени плодотворным и ценным для общества, ибо монах помогает миру прежде всего не тем, что он делает или говорит, но тем, что он просто есть, своей непрестанной молитвой, которая становится глубочайшей составной частью его существа. Если бы преп. Антоний и преп. Серафим не совершили ничего, кроме уединенной молитвы, они только этим одним сослужили бы своим собратьям величайшую службу. Тем не менее, как показал ход событий, Бог предназначил им послужить людям и более конкретным образом. Однако это конкретное и видимое служение было естественным следствием того невидимого служения, которое они исполняли своей молитвой.

"Стяжи дух мирен, - говорил преп. Серафим, - и тысячи спасутся вокруг тебя". Вот в чем смысл духовного отцовства. Утверди себя в Боге, а тогда и других приведешь к Нему. Человек должен научиться быть в одиночестве, научиться слушать в тишине своего сердца безмолвную речь Духа, чтобы открыть истину о себе и Боге. Тогда его слово будет со властью, поскольку оно будет словом, вышедшим из молчания.

Воспитанный общением с Богом наедине, старец способен исцелять одним своим присутствием. Он ведет и направляет людей в первую очередь не словом совета, но общением, жизнью и примером, который собой являет. Он учит настолько же своим молчанием, насколько и словом. "Авва Феофил Архиепископ пришел как-то в скит, и когда братия собралась, сказали авве Памво: ‘Скажи что-нибудь Архиепископу, дабы он получил наставление’. Старец ответил: ‘Если его не научило мое молчание, то он не получит пользы от моей речи’". Подобную историю рассказывали о преп. Антонии. "Три отца имели обыкновение ежегодно приходить к блаженному Антонию. Двое из них спрашивали его о помыслах и о спасении души, а третий всегда молчал и ни о чем не спрашивал. После долгого времени авва Антоний говорит ему: ‘Вот ты столько времени ходишь сюда, а ни о чем не спрашиваешь меня’. Тот отвечал ему: ‘Для меня, отец, довольно и смотреть на тебя!’".

Старец уходит не вглубь пустыни, а в глубину собственного сердца. Внешнее уединение, хотя и полезно, не является необходимым, и можно научиться ходить пред Богом проводя жизнь в активном служении обществу. Преп. Антонию Великому однажды было открыто о враче в Александрии, равном ему по духовному уровню: "В городе некто подобный тебе, искусством - врач, который избытки свои отдает нуждающимся и ежедневно поет с ангелами Трисвятое". Повествование не сообщает нам, каким образом это было открыто Антонию, не называет имени врача. Одно ясно: непрестанная сердечная молитва - удел не только отшельников; мистическая и "ангельская" жизнь возможна в городе точно так же, как в пустыне. Александрийский врач совершал свое внутреннее путешествие не разрывая внешних связей с обществом.

Можно привести много и таких случаев, в которых бегство и возвращение вовсе не так резко разграничены во времени. Возьмем, к примеру, младшего современника преп. Серафима епископа Игнатия Брянчанинова († 1867). Начав с карьеры военного офицера, он в возрасте двадцати шести лет поступил в один деятельный и влиятельный монастырь близ Санкт-Петербурга. Менее чем через четыре года монашеского возрастания он уже был поставлен на руководящую должность - настоятеля монастыря, а еще через двадцать четыре года рукоположен в епископы. Четыре года спустя он уходит в отставку, посвятив оставшиеся шесть лет жизни отшельничеству. Здесь мы видим, что период активной пастырской деятельности предшествовал отшельническому уединению. Когда его назначили настоятелем, он несомненно ощущал себя крайне неготовым к этому служению. Тайное сердечное делание проходило у Игнатия во время долгих лет управления монастырем и епархией, но он сумел избежать внешнего влияния до самого конца своей жизни.

Житие еп. Игнатия может послужить примером для нас, хотя бы нам было и очень далеко до его духовного уровня. Под давлением внешних обстоятельств и обычно без ясного осознания того, что на самом деле с нами происходит, мы принимаемся за учительство, проповедь и пастырское руководство, не познав плодотворной глубины уединения и безмолвия. Но уча других, мы сами начинаем учиться. Постепенно мы осознаем свое бессилие врачевать раны человечества одними филантропическими программами, апелляцией к здравому смыслу и психиатрией. Наша самодостаточность разбивается вдребезги, мы видим собственную непригодность для взятых на себя задач и начинаем понимать слова Христа о "едином на потребу" (Лк. 10:42). Вот момент, когда человек может стать на путь, ведущий к старчеству. Через опыт духовничества, через муки от ран своих пасомых он приходит к необходимости углубления в себя, восхождения по таинственной лествице Царства, по пути, на котором только и можно найти истинное разрешение мировых проблем. Конечно, немногие из нас, если вообще найдутся такие, дерзнут считать себя старцами в полном смысле слова, но если мы искренно и смиренно будем искать вход в "тайную келью" своего сердца, многие из нас смогут хоть в некоей малой мере причаститься благодати духовного отцовства. Пусть мы никогда не вели внешним образом уединенную или отшельническую монашескую жизнь (предоставим это воле Божией), но что действительно крайне важно для нас - это чтобы каждый видел нужду в сердечном отшельничестве.

Три дара духовного отца

Три дара в особенности характерны для духовного отца. Первый из них - прозорливость и рассудительность (diakrisis), способность проницать в тайны сердец и разуметь сокрытые глубины их, не осознаваемые самими их обладателями. Взор духовного отца проникает сквозь те привычные жесты и позы, под которыми мы скрываем нашу истинную личность от других и от самих себя; оставляя позади все эти обыденные мелочи, старец сталкивается лицом к лицу с неповторимой личностью, созданной по образу и подобию Божию. Эта способность - духовная, а не физическая; не какое-то экстрасенсорное восприятие или дар ясновидения, но плод благодати, предполагающий сосредоточенную молитву и неослабную аскетическую брань.

С этим даром прозорливости связана способность говорить со властью. Когда кто-либо приходит к старцу, последний уже знает - непосредственно и точно, - что тот хочет услышать. Сегодня мы переполнены словами, но в подавляющем большинстве случаев это слова, говоримые явно не со властью. Старец же произносит немного слов, а иногда и совсем ничего не говорит, но этими немногими словами или своим молчанием он способен изменить все направление жизни человека. В Вифании Христос сказал всего три слова: "Лазаре, гряди вон!" (Ин. 11:43), но эти три слова, сказанные со властью, смогли вернуть мертвого к жизни. В эпоху позорного обесценивания языка чрезвычайно важно заново открыть силу слова, а это означает - заново открыть сущность безмолвия, не как паузы между словами, но как одной из первичных реальностей бытия. Большинство учителей и проповедников слишком много говорят, старец же отличается строгой бережливостью в языке.

Но чтобы слово обладало силой, необходим не только тот, кто говорит с авторитетностью личного опыта, но и тот, кто слушает с ревностным вниманием. Вопрошающий старца из праздного любопытства вряд ли получит от ответа большую пользу, но тот, кто приходит с горячей верой и с искренней глубокой нуждой, может услышать слово, которое преобразит все его существо. Речь старца по большей части проста в своем словесном выражении и лишена литературной изысканности; поверхностному слушателю она часто кажется скучной и банальной.

Дар прозорливости проявляется у духовного отца в практике так называемого "откровения помыслов" (logismoi). В ранней монашеской традиции послушник обычно ежедневно исповедывал своему отцу все помыслы, приходившие к нему в течение дня. Откровение помыслов гораздо шире, чем исповедание грехов, так как включает в себя еще и сообщение мыслей и побуждений, которые послушнику могут казаться невинными, но в которых духовный отец может увидеть скрытую опасность или какой-то особенный знак. Исповедание грехов имеет дело с прошлым, с тем, то уже случилось; откровение же помыслов, напротив, носит профилактический характер, обнаруживая наши logismoi (помыслы) до того, как они привели ко греху, и тем самым обезвреживая их. Цель такого откровения не юридическая (освобождение от вины), но - самопознание: оно дает тебе возможность видеть, каков ты есть на самом деле.

Наделенный даром прозорливости, духовный отец не просто ждет, когда послушник сообщит ему о себе, но сам открывает ему его помыслы, сокрытые от него самого. Преп. Серафим Саровский иногда отвечал на вопросы еще до того, как посетители могли их задать. Во многих случаях его ответ казался совершенно неуместным, даже бессмысленным и ничего не отвечающим, ибо преп. Серафим отвечал не на тот вопрос, который посетитель держал в уме, но на тот, который следовало задать. Во всех таких случаях преп. Серафим полагался на внутреннее озарение от Духа Святого. По его словам, он старался не решать наперед, что сказать в ответ, потому что тогда, когда делал так, его ответ представлял собой просто человеческое мнение, которое может быть ошибочным, а не мысль от Бога.

В глазах преп. Серафима связь между старцем и его духовным чадом сильнее смерти: он советовал своим детям продолжать открывать ему помыслы даже после его отшествия из этого мира. Незадолго до смерти он сказал матушкам, которых окормлял: "Когда я умру, приходите ко мне на могилку, и чем чаще, тем лучше. Будет у вас что-нибудь на душе, случится с вами что, приходите ко мне, как когда я был жив, поклонитесь до земли и сложите все ваши скорби на мою могилку. Поведайте мне все, и я услышу вас, и все ваши скорби улетят от вас. И как вы беседовали со мной, пока я был жив, так и потом. Ибо я живу и пребуду вовек".

Вторым даром духовного отца является способность любить других и делать их страдания своими. Об одном из египетских gerontes (старцев) кратко и просто сказано: "В нем была любовь, и многие приходили к нему". В нем была любовь - вот что необходимо для духовного отцовства. Безграничная прозорливость в тайны человеческого сердца, если лишена любовного сострадания, окажется скорее гибельной, чем плодотворной. Кто не способен любить других, не сможет их исцелять.

Любовь к другому означает страдание вместе с ним и за него - таково буквальное значение слова "сострадание". "Носите бремена друг друга, и таким образом исполните закон Христов" (Гал. 6:2). Духовный отец - это тот, кто par excellence носит бремена других. "Старец, - пишет Достоевский в "Братьях Карамазовых", - это тот, кто берет вашу душу, вашу волю в свою душу и свою волю". Для него недостаточно дать совет. Он должен принять душу своих духовных чад в свою душу, их жизнь - в свою жизнь. На нем лежит обязанность молиться за них, и это постоянное предстательство гораздо важнее для них, чем любой совет. И его обязанность также - взять на себя их скорби и грехи, понести на себе их вину и отвечать за них на Страшном Суде.

Все это хорошо видно в одном из важнейших памятников восточной духовности - "Руководстве к духовной жизни" преп. Варсануфия и Иоанна. Эта книга состоит из 850 вопросов, адресованных двум палестинским старцам VI в., вместе с их ответами. "Знает Бог, - говорит преп. Варсануфий своему духовному чаду, - что нет ни часа, ни секунды, когда бы я не имел тебя в душе моей и в молитвах... Я пекусь о тебе более тебя самого... Я рад был бы положить жизнь свою за тебя". Он так молится Богу: "Владыко! или вместе со мною введи и чад моих в царство Свое, или изгладь и меня из книги Твоей". Говоря о важности носить бремена друг друга, Варсануфий настаивает: "Я ношу ваши бремена и ваши падения... Вы подобны человеку, сидящему под тенистым древом... Я принимаю на себя ваше осуждение и, благодатью Христовой, не оставлю вас ни в сем веке, ни в грядущем".

Читатели Чарльза Уильямса наверняка помнят принцип "заместительной любви", играющий главную роль в новелле "Схождение во ад". Ту же мысль находим у старца Зосимы у Достоевского: "Есть только один путь спасения - сделать себя ответственным за все людские грехи... сделать себя ответственным совершенно искренно за всех и за всё". Способность старца укреплять и утверждать других определяется его готовностью принять на себя этот путь спасения.

Но связь между духовным отцом и его чадами - не односторонняя. Хотя он носит бремя их вины и отвечает за них пред Богом, но это было бы невозможно без их собственной самоотверженной борьбы за свое спасение. Однажды некий брат пришел к преп. Антонию и сказал: "Помолись обо мне". Но старец ответил: "Ни я, ни Бог не сжалится над тобою, если ты не будешь заботиться сам о себе и молиться Богу".

Говоря о любви старца к своим чадам, очень важно в выражении "духовный отец" придавать слову "отец" его полное значение. Как в обычной семье отец и его отпрыск связаны узами взаимной любви, точно так же и в харизматической семье старца. Однако прежде всего - это взаимоотношения в Духе Святом, и в то время как источник человеческой привязанности нельзя жестоко подавлять, эти отношения следует очищать от примеси эмоционального возбуждения и преображать. В этой связи примечателен рассказ из "Апофтегмата" ("Достопамятных сказаний"). Молодой монах двенадцать лет беспрерывно присматривал за тяжело больным старцем. В течение всего этого времени старец ни разу не только не поблагодарил его, но и не сказал ни одного доброго слова. Лишь на смертном одре, когда к ним собрались другие старцы, он сказал о послушнике: "Это ангел, а не человек!" Этот рассказ ценен тем, что показывает необходимость духовной беспристрастности, хотя такое бескомпромиссное уклонение от всяких внешних выражений привязанности не характерно для "Изречений пустынных отцов" и тем более - для Варсануфия и Иоанна.

В Греции духовниками могут быть только опытные (пожилые) священники в монашеском чине . У духовника православный христианин регулярно исповедуется, являясь по отношению к нему «духовным чадом». Духовник не только руководит духовной жизнью чада, утешает в скорбях и советом помогает ему разрешить различные житейские вопросы, но обычно также молится о своём чаде. Основные качества духовника, по учению Православной Церкви - это смирение , рассудительность и любовь.

Современным духовникам запрещается открывать грехи исповедающегося, хотя в древности исповедь была открытой и публичной (первые христиане стыдились прогневать Бога , а не людей). До 1917 года допускалось два исключения из этого правила:

если бы кто на исповеди объявил о злом умысле против государя и общественного порядка, не высказав при этом отречения от такого умысла;
если кто, хотя тайно, но умышленно произвёл в народе соблазн (религиозный вымысел, ложное чудо) и на исповеди не изъявил согласия публичным объявлением о том уничтожить последствия соблазна.

ныне грехи, открытые на исповеди, не подлежат огласке ни под каким видом , в том числе и при даче показаний на следствии и в суде .

Запрещается при исповеди делать различие между людьми знатными и простыми, поблажать одним и строго относиться к другим, обращать исповедь в средство вымогательства и нескромных просьб. Запрещается исповедовать несколько человек одновременно, не только взрослых, но и детей. При исповеди глухонемых и говорящих на неизвестном духовнику языке ему дозволяется обращаться для ознакомления с нравственным состоянием исповедающегося к его родственникам, а также предлагать ему изложить свои грехи письменно; эта запись должна быть сожжена в его присутствии. При вразумлении кающегося и при назначении ему епитимии , духовник обязан различать грехи простительные (неведения и немощи) и смертные , в случае нераскаяния лишающие христианина благодати .

Энциклопедичный YouTube

1 / 3

✪ Духовник может повредить! Рассудительный подход. Порфирий Кавсокаливит

✪ Зачем нужен духовник

✪ «Истинный духовник - это друг, а не командир» - Осипов А.И.

Субтитры

Духовники в монастырях

Духовниками называются также все подчиняющиеся Главному духовнику монастыря (духовнику монастыря) иеромонахи, старцы, наставники. Духовником монастыря принято называть особого священнослужителя, в обязанности которого входит духовное руководство братией на пути к спасению. Главный духовник монастыря - обязательно иеромонах (священноинок), архимандрит или игумен. Но при большой нагрузке или при немощи он может перепоручать часть своих обязанностей старцам или наставникам - другим монахам, и даже белым священникам, при этом он несёт полную ответственность за эту их деятельность. Духовником православного(ой) может оказаться и монашествующий, не являющийся священником. Помимо старцев-наставников Главному духовнику подчиняются иеромонахи, исповедующие богомольцев. Кроме старцев и наставников в Православии есть и игуменьи , старицы, наставницы - духовные матери только из монахинь. Естественно, они не могут исповедовать и отпускать грехи в храме. Главной духовницы в женском монастыре нет; всеми старицами и наставницами руководит сама игуменья; духовным отцом, способным исповедовать и отпускать грехи в храме, в женском монастыре является священник.

Духовники организаций

Духовники духовных семинарий, епархий, некоммерческих организаций, воинских частей, школ, тюрем, больниц, и средств массовой информации - это всегда священники, которые следят, чтобы идеология и практика организации не противоречили Православной вере и практике Православной Церкви, а члены организации не только добивались уставных целей, но и, по возможности, духовно росли. Эти духовники чаще не претендуют в то же время на роль духовных отцов сотрудников (хотя в воинских частях и особенно на кораблях они обычно бывают духовными отцами), но могут напоминать им о необходимости своевременно обращаться к своим личным духовникам.

И как его найти.

«Выбор духовного отца — очень ответственное дело, и в этом вопросе нельзя ни спешить, ни откладывать надолго. Во-первых, конечно, надо запастись твердым сознанием того, что вам необходим духовный отец. Возложив твердое упование на волю Божию, надо молиться о том, чтобы Господь помог вам его найти.
Для мирянина духовник — это священник, у которого этот мирянин исповедуется. Таким образом, духовник, зная своих духовных чад лично, зная душу (не побоюсь этого слова) каждого, своевременно помогает советом и молитвой идти путем спасения, бороться со страстями и грехами. Ясно, что для более успешной духовной жизни необходимо регулярное, частое общение с духовником. Важно и то, чтобы он был опытен, молитвенен, учителен, лучше если немолодого возраста.
Святитель Игнатий Брянчанинов дает некоторые советы, как выбрать духовного отца. Прежде всего надо познакомиться с учениями Святых Отцев и потом выбрать такого священника, который учит согласно с Отцами. Не поймите это как рекомендацию «оценивать» священников и что некоторые из них учат неподобающему, — нет! Этот совет Игнатия Брянчанинова нужно понимать так, что вы должны найти такого духовника, который уже всей своей жизнью воспринял святоотеческое Предание и, опять же, который опытен в духовной жизни. Такой священник, для которого учение Святых Отцев не остается лишь начитанной теорией, а именно воспринято и реализовано в жизни. Нельзя искать духовника по внешним качествам, симпатиям и так далее.
В своем письме вы правильно размышляете о духовнике. Он, конечно, должен быть рядом, чтобы вы могли к нему безпрепятственно обращаться. Не стремитесь искать его где-то далеко, ищите рядом с собой.
Еще хочу сказать, что между духовным отцом в монастыре и духовным отцом в миру существует большая разница. В обители монах находится в полном послушании духовному отцу: духовник решает даже, когда послушнику поменять сносившуюся обувь на новую. В отношениях с духовным отцом мирян другой принцип — жизнь по совету. То есть с духовным отцом решаются только те вопросы, с которыми пасомый сам приходит к своему духовному отцу. Но если духовный отец дает вам благословение, то, разумеется, его надо выполнять «.

Священник Дионисий Толстов

Источник: православная газета

Изречения святых отцов:

Если кто искренно и от всей души ищет спасения, того Бог и приведет к истинному наставнику… Не беспокойтесь – свой своего всегда найдет.

Преподобный Лев Оптинский (Наголкин) (1768-1841).

Не на того обращай внимание, кто преклонных уже лет, но на того, кто украшен духовным ведением, делами и опытностию, дабы вместо пользы не получить вреда к усилению страстей твоих.

Преподобный Исаия († 370).

С великою заботливостию и обдуманностию постарайся найти мужа, который непогрешительно предшествовал тебе в образе жизни, хорошо умел руководить шествующих к Богу, украшен был добродетелями, в собственных делах своих имел свидетельство любви своей к Богу, был сведущ в Божественных Писаниях, не рассеян, не сребролюбив, не озабочен многим, безмолвен, боголюбив, нищелюбив, не гневлив, не памятозлобен, силен в назидании сближающихся с ним, не тщеславен, не высокомерен, не льстив, не изменчив, ничего не предпочитал Богу. И если найдешь такого, передай ему себя, ни во что вменив и отринув прочь всякую свою волю, чтобы ты оказался подобным чистому сосуду, храня, к своей похвале и славе, влагаемое в тебя добро.

Святитель Василий Великий (330-379).

Будем искать наставников не предведущих, не прозорливых, но паче всего точно смиренномудрых, наиболее соответствующих как объемлющему нас недугу, так и по нравственности своей и месту жительства.

Когда мы, в намерении и разуме смиренномудрия, желаем покорить себя ради Господа, и без сомнения вверить спасение наше иному; то еще прежде вступления нашего на сей путь, если мы имеем сколько-нибудь проницательности и рассуждения, должны рассматривать, испытывать и, так сказать, искусить сего кормчего, чтобы не попасть нам вместо кормчего на простого гребца, вместо врача на больного, вместо бесстрастного на человека, обладаемого страстьми, вместо пристани в пучину, и таким образом не найти готовой погибели. Но по вступлении на поприще благочестия и повиновения, уже отнюдь не должны мы испытывать или судить в чем-нибудь доброго нашего наставника и судью, хотя, может быть, в нем, как в человеке, и увидим некоторые малые согрешения. Если же не так, то сделавшись сами судиями, не получим никакой пользы от повиновения.

Преподобный Иоанн Лествичник († 649).

Не домогайся заимствоваться советом у человека, который не ведет одинакового с тобой образа жизни, хотя он и очень мудр. Доверь помысл свой лучше человеку неученому, но опытно изведавшему дело, нежели ученому философу, который рассуждает по своим исследованиям, не изведав на деле.

Пользуйся таким советником, который умеет в терпении обсудить, что требует рассуждения. Поэтому-то не всякий подающий совет достоин доверенности, но только тот, кто прежде сам хорошо управил свободу свою и не боится осуждения и клеветы.

Преподобный Исаак Сирин (VII век).

Надобно наперед удостовериться в правомыслии и в опытности старца – и тогда уже доверяться его слову и беспрекословно принимать его советы. Признак, по которому это можно распознать, есть согласие слова его с Словом Божиим.

Надобно смотреть на то, что повелевается. Если кто укажет тебе что-либо такое, что согласно с заповедями Господа нашего, – прими то с покорностию и старайся соблюдать, да исполнится и в нас слово апостола: повинуйтесь друг другу в страхе Божием (Еф. 5, 21; Гал. 5, 13). Напротив, если кто укажет тебе что противное Божественным заповедям, то скажи дающему наставление: справедливо ли пред Богом слушать вас более, нежели Бога? (Деян. 4, 19).

Преподобный Антоний Великий (251-355).

Прекрасно ваше желание – находиться в полном подчинении у опытного наставника. Но этот подвиг не дан нашему времени. Его нет не только посреди мира христианского, нет даже в монастырях. Умерщвление разума и воли не может быть совершаемо человеком душевным, хотя бы и добрым и благочестивым. Для этого необходим духоносный отец: только пред духоносцем может быть явна душа ученика; только он может усмотреть, откуда и куда направляются душевные движения наставляемого им.

Для совета, для руководства недостаточно быть благочестивым; надо иметь духовную опытность, а более всего духовное помазание.

Святитель Игнатий (Брянчанинов) (1807-1867).

Прежде чем искать опытного духовника, ты должен сам, как говорится, «протереть себе глаза», положить в своем сердце стремление быть хорошим христианином – иметь твердую веру, быть послушным членом Св. Церкви, бороться с своими злыми навыками и затем усердно молиться, чтобы Гоподь помог тебе найти духовного отца, и ты непременно его найдешь…

Священномученик Арсений (Жадановский), епископ Серпуховский (1874-1937).

Ко Господу надо прильнуть, Ему верить и довериться, не формально вычитывая Евангелие и молитвы, но обращаться надо к живому Богу. Отца духовного Господь пошлет и дарует, когда ко Господу обратишься.

Архимандрит Иоанн (Крестьянкин) (1910-2006)